Азамат Шамбилов: Мы против частных тюрем. Все тюрьмы необходимо передать в правительство

Если мы хотим вытащить тюремную систему, если хотим создать безопасное общество, то должны обеспечить эффективный менеджмент тюремного персонала, заявил в эксклюзивном интервью Zakon.kz Региональный директор Международной тюремной реформы (PRI) в Центральной Азии Азамат Шамбилов (продолжение интервью).

- Для этого уголовно-исполнительную систему необходимо передать из МВД в гражданское ведомство, либо передать в прямое подчинение правительству или создать новое министерство по исполнению наказаний и пробации. Например, в Кыргызстане есть отдельная служба исполнения наказания, которая напрямую подчиняется правительству, и руководители тюремной службы входят в правительственный состав и это правильно. Минимальные стандартные правила ООН и множество рекомендаций Комитета ООН по правам человека неоднократно рекомендовали Казахстану, что пенитенциарная система должна быть в гражданском министерстве либо при правительстве.

В 2015 году во всем мире настала новая эра по реформированию тюремной системы - эра Нельсона Манделы, где ООН обновила минимальные стандартные правила по обращению с заключенными, которые действуют с 1955 года. Был обновлен десяток направлений пенитенциарной системы, многие из которых касаются менеджмента тюремного персонала. Как мы управляем тюрьмами - по советским стандартам или по современным международным? Как будем управлять самими заключенными, как будем управлять в целом пенитенциарной системой? Прошло два года, но Казахстан до сих пор не реализовал новые стандарты, у нас пенитенциарная система по-прежнему находится в полицейском ведомстве - Министерстве внутренних дел. Если мы хотим вытащить тюремную систему, если хотим создать безопасное общество - а тюремная система является вопросом безопасности общества так же, как и национальная безопасность - то должны обеспечить эффективный менеджмент тюремного персонала.

- Совершенно верно. В Казахстане на сегодня более 90 учреждений, в них находится свыше 36 тысяч заключенных, но посмотрите, на кого они похожи! Их пытают, унижают, заставляют жить по армейскому уставу, маршировать, петь песни, гимн, их наголо бреют. С переходом закрытых учреждений в лоно МВД, у нас резко возросло количество членовредительства, а членовредительство говорит о том, что осужденные не согласны с режимом, который для них создан. И если наше государство действительно намерено бороться с негативными явлениями, которые существуют за колючей проволокой, то должно незамедлительно решить имеющиеся проблемы, многие из которых тянутся годами и всем известны. Ведь Казахстан имеет план вхождения в ОЭСР, а там тюремные службы управляются по международным стандартам.

Далее. На сегодня у нас всего лишь несколько колоний камерного типа содержания, остальные – а это более 80 процентов - барачного типа, бывшие лагеря, где одновременно содержится от 28 до 100 осужденных. Нет действенного контроля, нет конкретных реинтеграционных программ внутри тюрем. Если мы и дальше будем так обращаться с заключенными, систематически нарушать их права, то это еще больше породит в них ненависть, злость, агрессию, и всё это может перенестись на совершенно другую почву, спровоцировать ту же радикализацию, создание религиозных группировок, потому что человек будет искать другой путь справедливости.

Сегодня мир озабочен вопросами терроризма и экстремизма, и это напрямую касается тюремной системы, так как есть вопрос радикализации осужденных, тюрьмы стали удобным местом для вербовки заключенных в ряды террористических организаций. Мы не должны ждать кризисных ситуаций, а должны решать их сегодня, внедряя программы по предотвращению насильственного экстремизма в местах лишения свободы.

В США в одной из колоний Калифорнии один осужденный, который был приговорен за экстремистские и террористические преступления, в течение недели радикализировал сорок человек. Он точечно выбирал тех, которые будут освобождены, поэтому мы должны обращать внимание на такие вопросы, это очень важно. И Президент в своем Послании сказал, что мы должны обращать особое внимание на места лишения свободы, на радикализацию заключенных. С ними должны работать теологи, религиозные служители и психологи. Европа уже давно перешла к конкретным практическим занятиям и программам, в каждой колонии есть специальный имам, который работает с контингентом, подверженным радикализации. Тюремная система имеет методологию по предотвращению радикализации, оценки рисков осужденных, а также самих сотрудников, ведь они тоже могут быть завербованы.

- Однозначно, нет. Радикализованных заключенных очень опасно содержать в отдельной колонии, их можно содержать в отдельном локальном блоке, как это сейчас начинают делать в Англии. Мы были во многих арабских и европейских странах – Тунисе, Марокко, Алжире, Франции, Нидерландах, Англии и так далее, где есть проблема радикализации. Так вот, эти страны не отделили таких заключенных. В мире нет хорошей, либо плохой практики, но есть печальный опыт арабских стран, когда была отдельно созданная зона, где содержались радикализованные заключенные и был бунт, перешедший на гражданское общество, в ходе которого были жертвы, произошел захват мирных жителей, проживающих рядом с колонией.

А потом радикализованные заключенные, находясь в одном учреждении, могут создать целую армию, а чем это чревато, думаю, не стоит объяснять, поэтому содержать их отдельно от остального контингента было бы большой ошибкой.

- Пока это только на уровне разговоров. Как вы знаете, была госпрограмма по пошаговому переходу тюремной медицинской службы в Министерство здравоохранения с 2012 по 2015 год. Но после того, как Министерство здравоохранения и Министерство социальной защиты объединились, она была приостановлена. Теперь опять ведутся переговоры о передаче медсанчасти исправительных учреждений в Министерство здравоохранения, чтобы они не имели подчиненности уголовно-исполнительной системе. На наш взгляд, это будет верное решение, тюремные сотрудники, будучи сотрудниками пенитенциарной системы, не могут нести менеджмент здравоохранения, не могут знать те или иные болезни, которые появляются в обществе, существуют в местах лишения свободы.

Например, проблема обеспечения медикаментами стоит в тюрьмах на первом месте. Парадокс, но список лекарств для закупа утверждается начальником учреждения, который вряд ли разбирается в вопросах медицины. Надеемся, в ближайшие год-два вопрос о передаче тюремной медслужбы, который ведется уже более 20 лет, наконец-то, решится.

Такие реформы будут иметь положительный результат для осужденных, у них появится возможность пользоваться услугами гражданского здравоохранения. В настоящее время перевод тюремной медслужбы в Минздрав происходит во многих странах мира. Это связано с тем, что подобная мера позволяет решить проблему выбора между врачебной этикой и интересами уголовно-исполнительной системы и при успешной реализации гарантирует большую защиту прав осужденных.

- К сожалению… И это сильно беспокоит нас, правозащитников, и международное сообщество. За последние 12 лет смертность в наших колониях составила 4062 человека, в среднем 338 человек в год. Смертность в колониях – грубейшее нарушение прав человека. Человек попадает в места лишения свободы для отбывания наказания за совершенное преступление, и никто не вправе убивать его или подвергать пыткам. Ни один человек не должен умирать в тюрьмах, и за этого человека государство несет ответственность, так как он уже отбывает наказание за совершенное преступление. В обществе ожидают, что человек должен исправиться, когда государство отправляет его за решетку, так почему мы получаем большое количество смертности?! Почему семья, ОНК, правозащитники не могут участвовать в расследовании смертности от пыток, иметь право знать, от чего умер человек - вследствие пыток или болезни?! К сожалению, в нашем законодательстве нет конкретного механизма по расследованию фактов пыток и смертности в местах лишения свободы с участием общественного контроля и правозащитников.

- Хочу отразить позицию Международной тюремной реформы: мы не хотим частных тюрем. Частные тюрьмы были в Южной Африке, США, Франции, Нидерландах, они есть сейчас в Англии. США и Англия, наверное, одни из последних стран, которые признали, что частные тюрьмы не являются эффективным механизмом, в частных тюрьмах очень много нарушений прав человека, большое количество смертности и пыток, потому что в частные тюрьмы отправляются частными лицами. Мы не рекомендуем управлять частными тюрьмами и передавать их частным компаниям.

Строительство тюрем может вестись разными компаниями, частными и государственными, но транспортировку, питание и управление тюрьмами нельзя доверять частным компаниям. Большинство стран мира отказались от частных тюрем и компаний, так как это привело к огромным долгам, которые они оплачивали многие годы и с большой переплатой.

- Действительно, женщин в исправительных учреждениях становится больше и это наблюдается каждый год. За последние семь лет в Казахстане появились две женские колонии, а в целом их у нас шесть, где отбывает наказание около трех тысяч женщин. Многие из них осуждены за экономические преступления и различного рода мошенничества. Как правило, они имеют большие исковые долги и длительные сроки и, естественно, сильно деградируют в тюремных застенках, теряют женственность, теряют связь с семьей. Бывает, дети полностью отказываются от матери, которая отбывает срок, без нее выходят замуж, женятся, рожают и так далее. Так не должно быть. У женщины постоянно должна быть связь с семьей, она всегда должна ее поддерживать, даже если и находится за решеткой.

- Зачем? Просто не обязательно женщине, совершившей экономическое преступление – а большинство, как я уже сказал, попадают в зону именно из-за этого – давать большие сроки. Нужно сокращать сроки за преступления, которые не являются насильственными, когда женщина не представляет опасности для здоровья и жизни другого человека, когда не может убить или покалечить кого-то. Для этого нужно создать в обществе рабочие места, где она будет работать, выплачивать иски, но под наблюдением пробационного контроля. Таким образом, она не будет лишена семейных связей, будет принимать участие в воспитании детей, поддерживать семью.

Еще одна женская проблема – создание условий для женщин в местах лишения свободы. Все женские колонии, которые есть сегодня в Казахстане, были в свое время построены мужчинами и для мужчин, то есть с учетом мужских потребностей. А мы загнали туда женщин. Это нарушение прав человека. У нас лишь пара колоний более или менее новые - в Атырау и СКО - остальные все старые и ни одно из женских учреждений не соответствует никаким стандартам - ни национальным, ни международным.

Также в Казахстане нет специализированных больниц-тюрем, специализированных психиатрических тюрем для женщин. А для мужчин есть. Для них в отличие от женщин предусмотрены и специальные туберкулезные больницы.

Женщина – хрупкое существо, в учреждении они становятся особо уязвимыми, поэтому мы должны обращать на них особое внимание. Бангкокские правила ООН по обращению с женщинами-заключенными определяют, как нужно принимать их в местах лишения свободы, как нужно обыскивать, организовывать для них мероприятия, а также то, что в женских колониях должны работать сотрудники женского пола. У нас этого пока нет.

Думаю, пришло время закрыть самую старую женскую колонию, которая находится в Алматинской области в поселке Жаугашты, она скоро совсем развалится. Кроме того, это единственная колония, где женщины рожают, и дети до трех лет воспитываются здесь же, но ночью не спят вместе с мамами, нет условий. Мы неоднократно рекомендовали закрыть ее и создать во всех областях локальные участки для детей и матерей, где они могут проживать вместе и мамы могут участвовать в их воспитании.

- Определенный прогресс, конечно же, наблюдается. К примеру, в прошлом году состоялся ряд реформ, которые привели к созданию новой системы. По крайней мере, к созданию основы для развития пенитенциарной системы. Это ресоциализация лиц, освободившихся из мест лишения свободы и находящихся на учете службы пробации. По этому поводу в декабре 2016 года даже был издан указ Президента, которым утверждена национальная система комплексной стратегии социальной реабилитации граждан, вышедших на свободу.

Также был принят новый самостоятельный закон о службе пробации, где планируется внедрение всех четырех стадий пробации. Это должно внести определенные изменения в работу местных исполнительных органов, отвечающих за ресоциализацию освобождающихся лиц. Вы знаете, у нас каждый шестой из десяти осужденных не может трудоустроиться, так как нет поддержки со стороны социальных служб. Каждый восьмой из десяти осужденных не может устроиться на работу, так как работодатель требует справку о судимости.

У нас есть случай, когда человек вырос в детском доме, потом попал в тюрьму и после выхода на свободу долгие годы жил в люке под землей и в люке женился. В 21 веке мы не можем обращаться с нашими гражданами таким образом, мы должны создавать определенные условия для тех, кто освобождается, выходит на свободу. Общество не должно отворачиваться от них, они должны быть приняты обществом. Ведь этот человек будет жить с нами в одном доме, ходить в один магазин и вообще мы все хотим снижения преступности в обществе.

Что мы имеем сегодня? В местах лишения свободы остро не хватает рабочих мест, хороших реабилитационных программ. Только 30 процентов от общего количества заключенных (12655 человек) трудоустроены, только 10 процентов (2975 человек) осужденных обучаются. Получается, мы просто так держим человека за колючей проволокой, без работы, без обучения, без развития. И кем он выйдет завтра на свободу? И не пойдет ли опять совершать преступление? Вот почему нужна ресоциализация, ресоциализация является конечной целью отбывания наказания.

Другой вопрос, касающийся ресоциализации, это место отбытия наказания. По минимальным стандартам правилам ООН Нельсона Манделы, осужденный должен отбывать наказание как можно ближе к дому и к родным. Это обеспечивает сохранение семейных отношений, связей с родственниками, с родителями, детьми, ведь в колониях находятся не только мужчины, но и женщины, а также мотивирует человека быстрее вернуться в общество и жить полноценной жизнью. Я уж не говорю о том, что это еще и большая психологическая поддержка, ведь многие осужденные имеют психологическое расстройство, ментальную болезнь. Связь с внешним миром помогает преодолеть суровые будни тюрьмы, и справляться с ежедневным стрессом, вызванным нахождением в закрытом учреждении.

- Служба пробации действует в Казахстане уже два года, в среднем охватывает более 40 тысяч человек ежегодно, но она, к сожалению, находится при ведомстве КУИС МВД. По международным стандартам, служба пробации должна относиться к гражданскому ведомству или быть независимым агентством, так как она является альтернативной мерой тюремному заключению, и в ней должны быть психологи и социальные работники, которые бы показывали дорогу, как не совершать преступление, не возвращаться обратно, как реинтегрироваться в общество и стать законопослушным гражданином. А юристы и сотрудники уголовно-исполнительной системы не могут оказывать такую психологическую или социальную поддержку, им тяжело разобраться в эмоциональном состоянии человека, понять, поменялся он или нет, исправился или нет, у них другие задачи.

Следующим этапом развития службы пробации должно быть построение качественной и квалифицированной работы, при этом особый акцент должен делаться на работу с несовершеннолетними, женщинами и уязвимыми категориями граждан.

- Опыт Нидерландов. В этой стране по-человечески относятся к осужденным, не попирают их права, они ходят в гражданской одежде, каждый из них имеет свою комнату, их хорошо и разнообразно кормят. Сотрудники ходят в белоснежных рубашках с галстуком. Кроме того, у них работают различные спортивные секции, имеется свободный доступ к адвокатам, которые могут прийти к ним в любое время суток, не испрашивая ни у кого разрешения. Также у них среди тюремного персонала достаточно женщин, они считают, что там, где женщина, больше порядка.

Нам об этом приходится только мечтать…