Судья Верховного суда Аслан Тукиев: Судебная практика есть отражение действия закона

Высший судебный орган максимально открыт для диалога.

Судья Верховного суда Аслан Тукиев, говоря о Послании в целом, отметил: "Выступление главы государства нахожу содержательным и многоаспектным. Много предложено актуального. Сигналы к действию даны для денежно-кредитной и социальной сфер, предпринимательства, правоохранительного блока, суда и другим. Самый главный посыл - давайте меняться согласно времени, не усложняя работу и с умом. Меньше популизма, больше дисциплины и открытости. И, конечно, приоритет содержания над формой. Очень рад был это услышать". Об этом и другом читайте в данном интервью, сообщает zakon.kz.

- Насколько помню, в разные годы суды часто обвиняли в перегибах: от назначения чрезмерно сурового наказания за мелкую провинность до слишком гуманного за тяжкие деяния. Аслан Султанович, почему это происходило?

- Суд – говорящий закон. Наказание назначается так, как того требует закон. Поэтому совсем недавно судили так, что за украденную курицу давали 7 лет, а за изнасилование – 2,5 года. Поступал ли суд по закону? Однозначно, да. Было ли это справедливо? Наверно, не совсем. Поэтому вновь и вновь корректировался уголовный закон. Как раз о нестабильности законов и их последствиях отметил Президент. Например, статья 72 УК (условно-досрочное освобождение) только в 2019 году трижды подвергалась корректировке.

За пять лет со дня принятия УК изменялся 40 отдельными законами. Конечно, это не могло не отразиться на судебной практике. ее "болтало" из стороны в сторону. О каком единообразии можно говорить в таких условиях?!

Аналогично происходит и с уголовной политикой страны в целом. За годы независимости она трижды меняла вектор развития от ужесточения до гуманизации и наоборот.

Казахстан в 90-е с советским наследием - ярлыком "страны тюрем и лагерей", претерпел первый этап ужесточения уголовной ответственности. И это было, наверное, объяснимо - разгул организованной преступности. Приняли более 10 законов, которые усилили борьбу с преступностью, в т.ч. с организованной, коррупцией, незаконным оборотом наркотиков, терроризмом, преступлениями против личности. Это еще более заполнило тюрьмы.

Как следствие, в 96-м по индексу "тюремного населения" мы занимали третью позицию в мире после США и России. И закономерно, что международные эксперты содержание во многих наших колониях оценивали как пытки.

Вспомните 2000-е. Общество обвиняло государство и суды в чрезмерной репрессивности. Суровость наказания была излишней и не соответствовала общественной опасности и степени вины правонарушителя. За банку солений или украденную колбасу правонарушитель получал пять и более лет лишения свободы. Подчеркну, не в порядке исключения, а по закону.

Есть целая теория о том, как развивается общество и общественные отношения. Такое развитие называют спиралевидным. Этап ужесточения ответственности неизбежно сменяется гуманизацией. Старт такой гуманизации, как естественный отклик на запросы общества, произошел в 2010 году.

В 2014-м были приняты Уголовный и Уголовно-исполнительный кодексы. Они снизили репрессивность уголовного законодательства. Новый УК смягчил санкции по 226 из 784 составов старого УК. Т.е. по каждому третьему составу определены менее суровые наказания путем альтернативных к лишению свободы санкций. Большинство из них штрафы и ограничения свободы, через снижение их верхних пределов, посредством перевода ряда составов в менее тяжкие и т.д. Кроме того, позже были приняты десятки законов, вносящие изменения и дополнения в УК, которые тоже в совокупности значительно снизили уголовную репрессию

.

Результаты не заставили ждать: если в 90-х в наших колониях отбывали наказание около 100 тыс. заключенных, то сегодня их втрое меньше. Ранее на 100 тыс. казахстанцев приходилось 10 умышленных убийств, сегодня - 4. Поэтому назову реформу удачной. Количество совершаемых преступлений, начиная с 2015 года по настоящее время, неуклонно снижается (с почти 400 тыс. до 250 тыс.). Равно как и рецидив.

Однако в последние годы общество требует более сурового наказания за многие виды преступления. Люди не согласны с санкциями статей УК и с возможностью их досрочного освобождения.

Поэтому в 2019-м Президент Касым-Жомарт Токаев дал ряд поручений по ужесточению ответственности за сексуальное насилие, педофилию, торговлю людьми, распространение наркотиков, браконьерство, бытовое насилие, управление транспортом в состоянии опьянения. И уголовная политика вновь изменила вектор.

- Почему не пытались решить эту проблему другими способами, зачем было необходимо менять все законы?

- Это мы тоже проходили. Все больше экспертов в 2000-х, когда были репрессивные законы, настаивало на амнистии как эффективном способе разрешить сложившуюся ситуацию. Их частота и периодичность нивелировали позитивный эффект. Заключенные перестали воспринимать амнистию в качестве гуманного жеста государства. Вместо исправления они просто ждали "юбилейной даты". Доходило до абсурда: будущие преступники подгадывали время для совершения преступления. О какой мотивации заключенных можно тогда говорить? Режим в колониях и тюрьмах нарушался массово.

До 2013-го (за 22 года Независимости) таких акций "массового" прощения без личной оценки каждого было 9. Чуть ли не каждые 2 года. В среднем по каждой амнистии освобождалось до 10 тысяч преступников. Бывало, что из одной колонии, таким образом, выходили целыми устойчивыми преступными группами…

После каждой амнистии сразу ухудшалась криминогенная ситуация. Росло недовольство общества. Надо прямо сказать, у населения был страх перед этой массой одномоментно освободившихся нарушителей порядка. Тюрьмы заполнялись вновь. Практика применения амнистии нуждалась в реформе. Это произошло в 2013-м. Далее, за 7 лет она была лишь один раз - в 2016 году. Взамен амнистии стали шире применять иные виды - условно-досрочное освобождение (УДО) от отбывания наказания и замена неотбытой части наказания (ЗМН) более мягким видом

.

- Это когда заключенные индивидуально, а не скопом выходят на свободу?

- Да. Так, была запущена формула - "заслужи свободу сам". Ее активно продвигала Генеральная прокуратура и все ее поддержали.

- Разве не по ним общество сейчас ставит вопросы?

- Люди полагают, что суд чрезмерно гуманно подходит к УДО и ЗМН. Но суд обязан следовать букве закона.

УДО бывает двух видов: когда суд имеет право, но не обязан (таких случаев единицы) и когда суд обязан применить УДО. Начну с последнего, когда суд обязан. Закон сейчас позволяет каждому осужденному требовать от суда УДО и ЗМН, для этого ему нужно соблюсти ряд несущественных условий.

Первое - отбыл ли он необходимый срок. Второе - полностью ли возместил ущерб. Третье - не было ли взысканий и т.д. По сути, суд смотрит, соблюдены ли эти условия. Если эти условия соблюдены, то суд обязан применить УДО, это требование статьи 72 УК распространяется на всех преступников.

- Вроде бы все логично, но тогда почему применение УДО и ЗМН так ярко стало выражено именно сейчас?

- Общество раньше этого не замечало или попросту не понимало, потому что тогда осужденных за коррупцию, преступления против половой неприкосновенности выпускали по амнистии в общей массе со всеми этими 10 000 правонарушителей. Причем тогда было не важно, как они вели себя за решеткой, возместили ли ущерб и т.д. Сейчас же, когда каждый освобождается индивидуально, это становится событием. В этом вся разница.

- Вы говорите, что рассмотрение материалов кандидатов на УДО или ЗМН происходит строго индивидуально. А может суд применить индивидуальный подход?

- В этом смысл первого вида УДО – суда по усмотрению. Когда закон дает право суду, применить или нет УДО или ЗМН. Суд вправе, а не обязан применить УДО, если есть три исключения для:

А) террористов и экстремистов, действия которых не повлекли гибель людей и не были сопряжены с особо тяжким преступлением;

Б) беременных, а также женщин, имеющих малолетних детей, воспитывающих их в одиночку мужчин, женщин старше 58 лет, мужчин старше 63 лет, инвалидов 1 или 2 группы;

В) отбывающих пожизненное лишение свободы.

Эти лица могут быть освобождены, даже если не возместили ущерб. Таких преступников УДО касается крайне редко и суд тогда делает это по общему правилу.

- Но даже если у УДО и ЗМН есть плюсы, они сократили тюремное население и снизили уровень преступности, все же применение их вызывает у общества настороженность…

- Нельзя не сказать о трех больших минусах этих институтов.

Первое. Люди высказывают недовольство в адрес судов в части освобождения осужденных раньше срока. Но, как я уже сказал, судьи обязаны применить УДО. То есть у них нет "люфта". По сути, суд руководствуется представленными материалами, а закон не дает ему принять иное решение.

Второе. Законом установлены сроки, по достижению которых осужденный вправе требовать УДО:

а) не менее 1/3 за преступление небольшой или средней тяжести;

б) не менее половины за тяжкое преступление;

в) не менее 2/3 за особо тяжкое преступление;

г) не менее 1/3 за тяжкое преступление, либо не менее половины за особо тяжкое преступление, в случае выполнения осужденным всех условий процессуального соглашения.

Более того, закон требует его условно-досрочного освобождения даже в тех случаях, когда он ранее был освобожден по УДО, но совершил правонарушение сразу после этого (в рамках назначенных сроков). Это зависит от тяжести: от 2/3 до 3/4 назначенного срока. Такое и для меня нонсенс.

За год до наступления этих сроков осужденный начинает нарабатывать положительную характеристику в местах лишения свободы и, получив ее, требует освобождения. Если все эти три условия наступили, то суд не имеет права отказывать в УДО. Такой подход не стимулирует заключенных соблюдать правила режима в колониях с первого дня заключения, понимаете? Вот в чем проблема.

- А что вы предлагаете - убрать УДО и ЗМН?

- Здесь хочу сказать о третьем минусе. Сейчас вопросы УДО и ЗМН решаются на основе формального подхода. Но было бы методологически правильно, когда осужденный сам должен заслужить свободу. УДО и ЗМН - это не только формальные основания (срока отбытия части назначенного лишения свободы), но и материальные (исправление осужденного). Исправление осужденного – сложная психологическая, социально-правовая и, в конечно итоге, нравственная категория. Речь идет об изменениях в духовно-нравственной, эмоционально-волевой и мотивационной сферах личности. Это происходит в результате комплексного воспитательного воздействия на него в период отбывания наказания. Как личность он ресоциализируется, его поведение уже социально адаптивно.

Возникает вопрос, насколько уместно передавать функции оценки судам? Разве не должны в этом процессе принимать участие специалисты иных сфер? Или может представители гражданского общества в составе специальных комиссий?! Есть хорошая практика за рубежом. К примеру, во Франции примерный осужденный вправе воспользоваться льготой и сократить каждый год на 3 месяца. А те, кто осужден впервые, может сократить каждый год на 5 месяцев. То есть при 2-х годах лишения свободы реально отсиживают только 14 месяцев. Это даже не считается УДО, по закону они отбыли полный срок.

Поведение осужденного там оценивает не суд, а специальная Комиссии по УДО (Советы по УДО – USA, Paroleboard).

У нас, полагаю, модель применима по аналогии с Национальным превентивным механизмом. В состав таких Комиссий можно включить представителей гражданского общества. Это будет стимулом для осужденных к законопослушному поведению и реальному исправлению именно с первого дня изоляции. То есть он заинтересован вести себя подобающе с первых дней, а не за год до достижения установленного срока. Надо смелее перенимать этот опыт.

- Цель наказания – воспитание. И в этом плане осужденный, конечно, должен иметь надежду на освобождение раньше срока. Но, с другой стороны, того, кто был осужден по тяжкой или особо тяжкой статье, справедливо лишить этой участи. Не считаете?

- Уголовный закон подчеркивает, что наказание применяется для достижения определенных целей: восстановления социальной справедливости, исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений. Если осужденный готов к ресоциализации, надо предоставлять ему такую возможность.

Преступление преступлению рознь, и в категории тяжких и особо тяжких числятся десятки составов. Наверное, сомнительно с точки зрения приоритета содержания над формой устанавливать запреты на УДО для всех тяжких преступлений. Это мое личное мнение. Нужно смотреть на объект посягательства. К примеру, преступники, посягнувшие на половую неприкосновенность, против малолетних или коррупционеры могут быть лишены возможности УДО и ЗМН. Хотя некоторые криминологи, знаю, придерживаются иного мнения.

Суды не склонны отдавать приоритет какой-то категории дел при решении вопроса об УДО. Все эти люди раньше выходили по амнистии массово, сегодня – по одному, индивидуально, если выполнили указанные выше три условия.

- А справедливо ли критикуют суды за назначение малых сроков лишения свободы?

- У этой проблемы две причины. Мало кто задается вопросом, а как закон регулирует назначение наказания?! Вся ирония в том, что раздел назначения наказания в УК расписан настолько детально и судья обязан его исполнять. То есть нет усмотрения: это было сделано, чтобы избежать судейского произвола. Но здесь есть и обратная сторона - косность.

К примеру, 55 статья. В ней говорится, что если санкция предусматривает менее строгое наказание, чем лишение свободы, то лишение свободы не назначается при осуждении лица за совершение преступления средней тяжести. Но здесь важно, чтобы лицо добровольно возместило имущественный ущерб, загладило моральный и иной вред, причиненный преступлением.

Возьмем историю с небезызвестным Усеновым. Совершил ДТП, в итоге - один умер и пятеро пострадали. В случае примирения закон обязывал прекратить уголовное преследование, даже если пострадавший умер. После того случая закон был изменен. Соверши Усенов его сейчас – он бы точно сел в тюрьму независимо, простил ли его потерпевший или нет.

Или сейчас в Москве идет процесс в отношении Ефремова. Как вы обратили внимание, в РФ санкция – от 5 до 12 лет. По нашему УК его действия были бы квалифицированы по части 3 статьи 345-1. Санкция с 2019 года - до 7 лет лишения свободы. До 2019 санкция была вообще 5 лет. При этом нет даже нижнего предела, то есть можно давать и 6 месяцев?!

По моему мнению, есть над чем работать законодателю в этом вопросе. Если общество хочет жестких законов, мы должны вернуться к законам до 14-го года. До того, как оно же потребовало их гуманизации.

Или вот еще пример того, что проблема эта комплексная и не касается только санкций некоторых статей.

У нас, если есть смягчающие и нет отягчающих обстоятельств, то срок или размер наказания не может превышать при совершении тяжкого преступления – 2/3, а особо тяжкого преступления – 3/4 от максимального срока или размера, предусмотренного соответствующей статьей УК.

Замечу, это императивная (обязательная) норма. То есть суд обязан ее исполнять. В противном случае неизбежна жалоба от стороны защиты и пересмотр только на том основании, что суд не применил норму закона, которую был просто обязан применить. И так почти в каждой статье этого раздела.

Второе. Качество представляемых в суды дел. Люди часто забывают, что суд не вправе восполнять пробелы обвинения, даже в отношении лиц, обвиняемых в преступлениях против половой неприкосновенности. Почему?

Презумпцию невиновности никто не отменял. Суд, к примеру, не имеет права устанавливать отягчающие обстоятельства, если их нет в материалах дела. Если этого не предъявила сторона обвинения, то суд будет обязан применить ту же самую 55 статью, так как сторона защиты точно представит смягчающие обстоятельства.

Еще один момент. Итог уголовного процесса – в большей степени отражение работы сторон (защиты и обвинения). Если в рамках состязательного процесса чья-то вина не доказана, значит, обвинение не смогло представить достаточно на то улик либо защита смогла своими контраргументами доказать невиновность. То есть здесь ответственность полностью лежит на прокуроре и адвокате. Судья взвешивает только представленные ему сторонами материалы и доказательства. А у нас сразу винят суд. Хочу напомнить, что у нас состязательная модель в суде, юристы это должны знать.

- Аслан Султанович, благодарим вас и в вашем лице Верховный суд за готовность к диалогу. Сейчас суды открыты, отвечают быстро в соцсетях, в том числе на конструктивную критику. Это новый тренд высшего судебного органа?

- Правовая просвещенность общества - наша общая задача. Чем больше люди знают, тем профессиональнее и предметнее диалог.

Да, Верховный суд сейчас максимально открыт для диалога. И, самое главное, мы готовы выслушать конструктивную критику и изучить ситуацию по ней, а при необходимости принимать меры. Связь с обществом налажена не только посредством пресс-служб, но и судьями-координаторами, в том числе в райсудах. Такого никогда не было. Это при том, что многие развитые страны, в том числе входящие в ОЭСР, такой подход не приветствуют. Они критикуют нас за это.

Но на данный момент мы понимаем, что это обществу необходимо. Из постсоветского общества, когда за человека думало государство, мы вступили в рыночные отношения. Правовую грамотность и правовое сознание необходимо расширять и углублять. Поэтому представители судебной системы не только читают СМИ, но и имеют около 100 аккаунтов с аудиторией в несколько десятков тысяч подписчиков. Они состоят в десятках тематических группах соцсетей. Ежедневно просматриваем в них тысячи материалов. Конечно, есть попытки манипуляций со стороны нерадивых юристов, давления на суд через СМИ, но, надеемся, что такие факты – временное явление. Общество перерастет такую болезнь.