Его художественный руководитель Рубен АНДРИАСЯН рассказал нам, как 50 лет назад начинал карьеру в Казахском театре драмы, чем сегодня живут “лермонтовцы” и зачем вообще Казахстану русская драма.
Опасные гастроли
– Рубен Суренович, как будете отмечать юбилей и чем живет сейчас ваш театр?
– 2 марта у нас будет традиционный капустник. Мы привыкли так отмечать все свои юбилеи. И, как обычно, накануне, в ноябре, совершили опасные гастроли в Москву. Потому как в своем болоте мы “ква-а!”, а вот в чужом? Но сверх всяких ожиданий спектакли прошли очень хорошо. Повезли в Россию четыре пьесы: “Вишневый сад”, “Визит дамы”, “Дом” и “Отель двух миров” модного в Европе драматурга Шмидта. Что немаловажно, успех наша постановка “Вишневого сада” имела на той сцене, на которой этот спектакль впервые был сыгран еще при жизни Чехова! В Московском Художественном театре в Камергерском переулке. На пресс-конференции я так и сказал журналистам: “Ваше дело, как вы это расцените, – то ли актом большой наглости, то ли нашей верности традициям”.
Правда, начинались эти гастроли сложно. Освоение сцены мы должны были начать в 12 ночи, а играть спектакль уже на следующий день. Но в 9 вечера нам объявили, что гастроли вообще под вопросом, потому что неподалеку, на Тверской, горит силовой кабель. И на все четыре дня гастролей нашу аппаратуру запитали не от центральной сети, а от временного генератора. Это очень рискованно. Если бы отключился свет, то полетели бы все наши световые, звуковые программы и радиоведение. Но, так или иначе, наши спектакли прошли при полных залах и были восторженно приняты зрителем. Так что эту проверку на прочность мы прошли.
– Хорошо заработали в Москве?
– Нормально. Как заработали – этим больше доволен директор. Актеры ведь странный народ. Если их встречают такими аплодисментами и такими букетами цветов, то им не важно, заработали они или нет. Такое уж у них восприятие мира.
– А можно при помощи искусства влиять на экономику, жизнь страны?
– А вы можете назвать в жизни хоть один пример, чтобы появление портрета Джоконды изменило жизнь страны, в которой она экспонируется? Однажды мне высказали претензии по репертуару: мол, у нас надо бороться с коррупцией. А я говорю: для борьбы с коррупцией есть другие механизмы, в том числе и силовые. Мы со сцены должны говорить про совесть, а не про то, где сколько украли.
Да и вообще, дело не в коррупции. Она существует во всем мире, только там это постыдное явление, а у нас почему-то стала доблестью. Вот такой скос произошел в общественном сознании. И вот с этим явлением мы боремся в каждом спектакле. Помните, у Маяковского в комедии “Клоп”: “Прохожий, не обижайся на укусы насекомого, это не про тебя, а про твоего знакомого”.
Сила казахстанского притяжения
– Чем вас так притянул Казахстан, что 50 лет жизни вы отдали этой стране и театру в ней?
– Вот представьте себе: 1963 год, мне 24, я – такой прыткий юноша, выпускник Ереванского художественно-театрального института, собираюсь ехать работать в Читу. А тут мне, еще студенту, домой звонят и сообщают: “С вами будет разговаривать заместитель министра культуры Казахстана Муса Букенбаевич Днишев”. И он мне говорит: “Вы южный человек, зачем вам на север? Приезжайте лучше к нам в Кызылорду”. Так я попал в Казахстан. И в 24 года стал главным режиссером областного Казахского театра драмы. Работая в казахоязычной среде, да с подстрочным переводом, я стал понимать и даже говорить по-казахски. К тому же в армянском языке имеется много тюркизмов. Так я прирос к Казахстану.
Тогда министр культуры республики Ляля Галимовна Галимжанова проводила в жизнь молодежную политику. Мне в 24 года дали областной театр, 28-летнему Азербайжану Мамбетову – Академический театр, который теперь носит имя Мухтара Ауэзова. И многие молодые ребята получили возможность самостоятельно работать. Появились интересные режиссеры: Кадыр Жетписбаев, Маман Байсеркенов, Есмухан Обаев, Виктор Пусурманов.
Ляля Галимовна – поразительный человек. Я не переставал удивляться, почему она все время говорит мне то же, что и моя мама: “Вы когда женитесь?”. А я, молодой нахал, ей отвечал: “Я пока еще репетирую”. И обнаружилось, что моя мама, обеспокоенная тем, что я выпорхнул из родительского гнезда на чужбину, написала министру письмо. И они стали переписываться! Вы можете себе представить, чтобы сегодняшний министр вступил бы в переписку с матерью одного из работников его областных структур? А вы меня спрашиваете, почему я остался в Казахстане. Потому что здесь я был сразу окружен заинтересованностью. Потом был другой министр. Когда мне исполнилось 28 лет и я считал себя уже “старым” человеком, меня впервые выдвинули на Госпремию. Я прошел во второй тур и ждал окончательных результатов. Но тут меня приглашает новый министр культуры Ильяс Омарович Омаров и говорит: “Вы еще очень молодой человек, и я хотел бы оградить вас от излишних переживаний. Вы еще достигнете своего. А вот у нас есть 60-летний заслуженный работник – и это его последний шанс”. То есть, представляете, человек счел необходимым мне, мальчишке, еще и объяснять, почему мне рано давать Госпремию! Это же дорогого стоит! Я привык к такому типу отношений в Казахстане. И когда сейчас я сталкиваюсь с тем, что этот способ общения предан или нарушен, то мне становится как-то не по себе.
Театры – дорогое удовольствие
– Как вы считаете, современному Казахстану интересна русская драма?
– Вопрос адресуйте не мне. Сейчас наш зрительный зал процентов на 40 заполняет казахская интеллигенция. Спросите об этом у них. Однажды в один из моих отпусков в Армении мои друзья, бывшие мальчишки с нашего двора, восторженно сообщили мне: “Мы снесли все не наши памятники и оставили только монумент Грибоедову, потому что он помогал армянскому народу. Представляете, Пушкина снесли!”... Ну и что вы теперь будете делать, сидя в своей скорлупе? Вы, напротив, поставьте рядом с Пушкиным Шекспира, Абая. Это всё ваше! Это всемирное достояние! Что же вы от него отмежевываетесь?
– А можете назвать актеров и режиссеров, без которых не мыслите ваш театр, и почему?
– Актеры и режиссеры – штучный товар. И когда уходит какой-то один актер, то адекватной замены ему никогда нет. И тогда нужно менять весь спектакль. Нам все они дороги.
– Вас устраивает, в каком положении сейчас театр?
– Это никогда устраивать не может. Российский МХТ, который получает от государства в десятки раз больше, чем мы, тоже не жирует. Мы репертуарный театр, а это дорогое удовольствие. Бывают театры, подобные бродвейским. Там на определенную пьесу набирают труппу, режиссера, готовят декорации, и спектакль играют ежедневно, до тех пор, пока на него ходит зритель. А в репертуарном театре ставятся лучшие произведения сценического искусства. На Бродвее тоже бывают талантливые спектакли, но это как бы частное явление. Со временем труппа распадается, и собирается новая команда под новую пьесу, с новыми декорациями. В Америке, на этом зарабатывают. Но есть там и такой театр, как Метрополитен-опера. Это театр, который содержится за счет нефти. Потому что это очень дорогое удовольствие.
Я считаю, что репертуарный театр – одно из лучших наследств, которые мы получили от советской власти. Это означает хороший театр. А за хорошее надо платить.
Нэля САДЫКОВА
