Александр Филиппенко, народный артист России, в особом представлении не нуждается. Можно не помнить его имени, но нельзя забыть сыгранные им роли и созданные образы: Азазелло в «Мастере и Маргарите», реж.Вл.Бортко, «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», где он предстал в образе самой Смерти, Белаш из знаменитого советского детектива «Визит к минотавру», сказочный Кощей Бессмертный, - перечислять можно долго. В фильмографии актера более 80 фильмов, пишет Zakon.kz. А еще работа, или, как подчеркивает сам Филиппенко, - СЛУЖЕНИЕ театру. Всю жизнь.
Большинство образов, созданных артистом, носят демонические черты. Тяжелый взгляд ледяных глаз, вкрадчивые интонации, в которых слышится скрытая угроза. Улыбка тонких губ, которая не предвещает ничего хорошего… Удивительно, но сам Александр Георгиевич на своих героев не похож. Он стремительный, темпераментный, бесконечно доброжелательный и по-мальчишечьи неугомонный. Мрачные роли, составившие актеру репутацию и имя, не повлияли на его природную живость. Он весел, улыбчив и без тени усталости и разочарования. В нем нет экранного пафоса и демонстративного снобизма. И он монологами, взахлеб говорит про свой город, свою Алма-Ату, где прожил детство и юность. Где, собственно, всё и начиналось.
Александр Филлипенко: - Про Алма-Ату могу говорить бесконечно! Все там начиналось. Правда, сейчас говорить об этом странно. Ведь понимаете, это другая страна, другая эпоха, другой век. И рассказывать сейчас о том, что было в середине прошлого века… Вы представляете, какой это ужас?! - И названия, которые в Алматы вообще никто не помнит. Хотя, может и помнят. Рынок, Медео, парк Панфиловцев, оперный театр, все то же самое. Бывший проспект Сталина, он же Коммунистический и площадь Коминтерна, где Казахский Театр Драмы. Вообще все это из другой эпохи! Но, повторяю - все начиналось в Алма-Ате! Если бы я был Ван Гогом... То есть, в Алма-Ате я мог бы стать Ван Гогом! Рисовать, и все рассказывать, и про эту улицу Ленина, что шла вверх... Да там на этой улице были арыки с самые чистые, и самые хорошие дубы! И тополя стояли. Мы жили на Фурманова. Фурманова 49/51, кинотеатр Орленок, 12 школа.
…Родился я в Москве, у Калужской заставы, в 44 году, в сентябре, и когда в Алма-Ате горно-металлургический институт открывался, родителей туда отправили. Они поехали, и так потом там и остались, поскольку там были дедушки, бабушки, и дядьки, и тетки, ну мощный такой клан по маминой линии. Очень сильный. Дед – плотник, строил Турксиб. Они жили по дороге на Малую станицу. И все что я помню, - эти запахи в его сарайчике, стружки, гвозди, молотки, все это вместе!
И весь этот участок с яблоками и вишнями… мы залезали, вишенки снимали, косточки на дереве оставались, а мы вишенки снимали. И бабушка наша удивительная, и Фаина - тетка. А муж ее был главный ветврач трех совхозов. Я «Ударник» помню прекрасно как кинотеатр повторного фильма по дороге на Малую Станицу. Меня мама водила: «Волга-Волга», «Трактористы», с Крючковым и Олейниковым, «Веселые ребята», где услышал эту эстраду с большой буквы, сатиру с большой буквы!
И школа 54-я! Я помню прекрасно, как ломались перегородки между мужской и женской половиной, и мужская и женская школы объединялись! И на демонстрации мы ходили в колонне горно-металлургического института, и это было красиво и здорово! А потом эта детская спортивная школа в Спартаке в Парке культуры. Я прекрасно помню всю эту команду баскетбольную знаменитую «Динамо», и стадион «Динамо», куда мы с отцом ходили. Все это помнится! И в баскетбол играл Ахмаев знаменитый. Это все как первые шаги, все было знакомо. И, конечно же, Дворец Пионеров! Карла Маркса и Комсомольская. Сейчас все по-другому называется. Выход из 28 гвардейцев-панфиловцев и вот там был знаменитый драмкружок, которым руководил заслуженный артист Казахской ССР Михаил Борисович Азовский.
Азовский со своими мощными традициями, и вся так называемая этика Станиславского была передана Михал Борисычем, а потом Юрием Борисычем Померанцевым, который и даст Бог еще работает, и жив-здоров, и я счастлив передать ему привет! У нас была младшая группа, и старшая группа, и конечно мы помним из-за кулисы, слова «Двух Господ» ( Юрий Борисыч играл), и я запах этих кулис помню старого русского театра драмы! И во дворце пионеров было очень серьезное отношение, даже такое - служение театру! И Лева Темкин, старший товарищ.
…Это было начало 60-х годов. Время, когда физики были в почете, а лирики в загоне. Полет Гагарина, фильм «Девять дней одного года», и ни о каком театре мы, конечно, с мамой тогда и не думали. Она преподавала математику, это уже был КАЗПИ, она привезла мне учебники с физтеха, и мы готовились в Москву в физико-технический институт, самый центровой, лучший ВУЗ мира!
Но вся эта моя закваска, зернышко, которое заронили в драмкружке, наше служение театру, все во мне осталось, и, конечно же, в первые каникулы студенческие я с агитбригадой отправлялся с концертными программами по Подмосковью. И мама это не приветствовала, поскольку я не мог приехать на каникулы в Алма-Ату, и с Вадимом Абдрашитовым, который тоже начинал на физтехе, мы на ИЛ-18 всегда с посадками в Целинограде летели. И студенческие годы всегда были тесно связаны с Алма-Атой, я часто встречался с друзьями, и педагогом моим по литературе, учительницей Стычинской Людмилой Иосифовной.
Связь с Алма-Атой никогда не прерывалась! Ведь в эмоциональном плане для актера все важно - и походы в горы, и Медео, потом я был на фестивале, потом я был на гастролях с Театром на Таганке! После студтеатра я был уже звездой, уже снялся в фильме "Я его невеста", в фильме "Клад". Уже пришел на Таганку. Мы тогда в одной гримерной сидели с Золотухиным, Шаповаловым. И бригадами концертировали в Алма-Ате. А моя тетка работала в сельхоз институте. Я говорю - Фаина, местком деньги может дать? Я вам Высоцкого привезу. - Даваааай! И у меня Высоцкий, Хмельницкий, я, Зина Славина. Володя пел песни полчаса, мы стихи читали. Обычный концерт. Но когда это увидели в институте после работы, вы представляете, что это было?!
А мода шестидесятых? И алматинский «бродвей», и все, что потом появилось и прозвучало в моем монологе по мотивам пьесы "Взрослая дочь", это все я выходил в Алма-Ате! - "...одна чува хиляла по бродвею» - от Панфилова, от оперного театра до ТЮЗа, по Калинина вдоль десятой школы, там надо было каждый вечер пройтись. И там мы все собирались, это был брод, пятачок, «бродвей». «В узких брюках он в британских, и в носках американских, а на галстуке изъян - рок-н-ролл из обезьян. Ну, это мода была такая, ну что вы! Мы в Москву с учительницей ездили после 9 класса. В Москву, где я купил красную рубашку чешскую – батник-пупсик такую. Красные носки и галстук селедочкой. Эх, как зрителям объяснить, что мы в свое время тоже шороху дали, только наш поезд куда-то там уже и притюхал.
И конечно в алма-атинских подворотнях я покупал эти пластинки на рентгеновских пленках, на «ребрах», и у меня до сих пор есть, и я с ними выступал с этими рентгеновскими пленками. И там же надо было обязательно, чтоб тебя обманули несколько раз, когда в газету заворачивали, и ты дома включаешь, а там «шщшщш», ну и дальше уже непроизносимая лексика начиналась. Все прекрасное начиналось в Алма-Ате! И с концертом на эстраду настоящую я вышел в Алма-Ате в первый раз. Я вел программу какого-то джазового оркестра. И у меня такой анекдот был!!! Однажды нас пригласили выступить. Куда? – Ну, в погранучилище. А я же знаю, где погранучилище, а мы в другую сторону едем, по Ташкентской! Мы едем за вокзал, и дальше, за город, и приезжаем - одни ворота здоровые и надпись: «Честный труд - дорога к дому!» Мы приехали с концертом в зону!!! И ко мне подбегает капитан: «Зрителей «товарищами» не называть!» (смеется) «Граждане, сейчас мы вас немножко развеселим»! Помню как сейчас!...
Да что там! Я запах грима во дворце пионеров в 59-м году до сих пор помню!!! Все это в эмоциональной памяти актера очень крепко сидит. Потому что это был первый шаг, это было начало, точка отсчета, система координат была.
