Приговор вступил в законную силу, постановление направлено городским судом Алматы в суд первой инстанции. Апелляционное ходатайство прокурора оставлено без удовлетворения.
Обвинение не представило доказательств того, что судмедэксперт дал «заведомо ложные сведения, имеющие существенное значение для разрешения дела». И сегодня за Эдуардом Метелевым признано право на возмещение вреда, причиненного за незаконное привлечение к уголовной ответственности.
— Эдуард Аркадьевич, как случилось, что судмедэксперт с 30-летним стажем работы, десятки раз помогавший следственным органам РК распутывать сложнейшие дела, сначала оказался в СИЗО, а потом почти два года доказывал свою невиновность?
— Когда к ответственности привлекаются судебные эксперты, то во всех случаях это связано с их профессиональной деятельностью. Но меня привлекли не за ложное заключение эксперта или специалиста, а за «ложные свидетельские показания».
На первый взгляд, ничего необычного, специалист ведь тоже может быть свидетелем тех или иных событий. Но здесь предметом интереса следователей стали не обстоятельства, выяснение которых пролило бы свет на расследуемое уголовное дело, а моя профессиональная деятельность как специалиста в области судебной медицины. Объясню, что это значит.
В соответствии со ст. 122 УПК РК, п. 3 и п. 4, граждане имеют право привлекать на договорной основе специалиста. Что и сделала мама погибшей Лизы Пылаевой с соблюдением всех формальностей.
По договору с ней я как специалист, на основе научных знаний, оказывал содействие в исследовании и оценке доказательств по уголовному делу, разъяснял моменты, входящие в мою профессиональную компетенцию.
Все это — в прямом соответствии со ст. 80 УПК РК, согласно которой специалист, то есть «не заинтересованное в деле лицо, обладающее специальными знаниями, может осуществлять свою профессиональную деятельность и имеет право знакомиться с материалами, относящимися к предмету исследования».
Что сделало следствие? Была произведена подмена понятий. Меня вызвали на допрос. И после того, как допросили, из специалиста я тут же «превратился» в «свидетеля» по делу, впоследствии обвиненного в «лжесвидетельстве». Вот таким «изящным» образом следствие по своему желанию присвоило мне нужный ему статус.
— Но по закону в качестве свидетеля для дачи показаний может быть вызвано и допрошено любое лицо, которому могут быть известны какие-либо обстоятельства, имеющие значение для дела. Что не так?
— Вот, именно! Обстоятельства, имеющие значение для дела. А специалисту в области судебной экспертизы по определению не могут быть известны какие-либо обстоятельства произошедшего. Так как он получает информацию исключительно из уже проведенных судебных экспертиз, то есть из источников, хорошо известных следствию.
Я консультировал по материалам уголовного дела Марину Рыжакову и ее адвокатов, как представителей потерпевшей стороны. Я не был очевидцем произошедшего. И мне не были известны обстоятельства гибели ребенка, имеющие значение для дела: время, причина, причастные лица и т.д.
Я при первом же допросе указал на свой процессуальный статус специалиста. Но это никак следствием не было оценено. И доверенность, присваивающую мне статус представителя потерпевшей, даже не приобщили к материалам дела. Зачем? Следствию ведь был нужен именно «свидетель» по делу.
Свидетель — это уже другое дело: он «не обладает специальными знаниями» и, по процессуальному статусу, не «осуществляет законную профессиональную деятельность». Также свидетель не может знакомиться с материалами дела и оказывать консультативные услуги по судебной медицине и т.д. Если следовать логике обвинения, то статус «свидетеля» можно присвоить любому специалисту или эксперту, осуществляющему свою профессиональную деятельность. Естественно, это абсурд. Закон четко регламентирует юридический статус того или иного лица и не допускает двойного толкования.
То, что это было незаконным, позже подтвердил в своем заключении заслуженный деятель РК, доктор юридических наук, профессор, член Совета по совершенствованию законотворческого процесса при Сенате Парламента РК Исидор Борчашвили.
— А зачем это понадобилось следствию?
— Вы сами подумайте. Зачем организовывать уголовное преследование против специалиста, незаконно делая его «свидетелем» по делу? Точнее, были возбуждены два уголовных дела, совершенно не связанных между собой. Я связываю это именно с эффективностью моей работы как специалиста.
Например, после многочисленных консультаций с адвокатами по поводу экспертиз, уже проведенных по делу Лизы Пылаевой и по делу Жылкайдарова, обнаружилось много несоответствий и странностей.
То, что я обратил на это внимание моих доверителей и адвокатов, видимо, не понравилось следствию.
И после этого тут же меня допросили как «свидетеля» — сразу стало очень «важным», откуда были мною получены экспертизы по делу, когда и как я их получил, о чем разговаривал с адвокатами, где с ними встречался, сколько раз и с кем разговаривал по телефону.
При этом обвинение против меня было сформировано тем же следователем, которая вела дело Лизы Пылаевой.
— Так что же все-таки, согласно вашим исследованиям, случилось с Лизой Пылаевой?
— По данному делу до сих пор не принято процессуального решения. То есть, хоть мы и видим разгоняемую в соцсетях волну о «факте убийства» — но это юридически считается недоказанным до сих пор.
На самом деле, по моему мнению, в данной трагедии вместе сошлись два самых редких вида травматизма: падение ребенка с небольшой высоты и «повреждения, нанесенные зубами животного». Одновременное образование данных видов травматизма встречается крайне редко. Даже экс-начальник криминальной полиции Еркин Инкаров за много лет службы таких случаев не встречал, о чем и заявил на моем судебном процессе. А его работа сталкивала со многими случаями насильственной смерти.
Человек так устроен, что оценивает происшествие на основании своего жизненного опыта, сравнивает тот или иной случай с уже виденным ранее. Если в данном случае даже профессиональные судебные эксперты не смогли разобраться, то что можно говорить об обывателях, которые рады видеть во всем криминальный сериал и кричать в соцсетях: «Убийство!»
Именно для таких случаев и существуют установочные документы МЮ РК, статьи закона, жестко регламентирующие судебно-экспертную деятельность в РК. Все эти документы служат для того, чтобы судебные эксперты не делали необоснованные, недоказанные выводы, а проводили полное, всестороннее исследование, по результатам которого судебно-следственные органы смогут принять процессуальное решение.
— Какие же выводы можно сделать из того, что случилось с вами?
— Можно сделать вывод, что профессиональная качественная деятельность специалиста в данном случае была не нужна следствию. Незаконным уголовным преследованием была поставлена под сомнение моя профессиональная компетенция, и именно поэтому я был вынужден обратиться к ведущим специалистам в профессиональной области для доказательства своей правоты.
К материалам моего «дела» впоследствии были приобщены заключения экспертов в области судебной медицины из РФ, которые полностью подтвердили, например, мое видение механизма образования повреждений в деле Лизы Пылаевой. А по работам одного из этих специалистов, обладающего уникальной специализацией и опытом, учатся в разных странах, и на них ссылаются в своих исследованиях судмедэксперты РК. После полученных заключений титулованных коллег я уверен в своей правоте.
— Вы считаете, что требуется дополнительное расследование?
— Необходимо самое тщательное разбирательство. У меня отняли два года жизни, заключили в СИЗО, где я заразился коронавирусом в тяжелой форме. Устранили из дела — ущемив тем самым права матери Лизы, которая не смогла получать квалифицированную помощь специалиста в области судебной медицины. Причем именно тогда, когда я приблизился к разгадке тайны смерти девочки. Получается, без малейшего повода и мотива следователь в течение двух лет занималась незаконным уголовным преследованием специалиста.
А то, что преследование было незаконным, выявил Алмалинский районный суд Алматы. Суд установил, что я не обладал процессуальным статусом свидетеля по делу. Поэтому уголовное преследование стало нарушением законности и ущемлением прав – как моих, так и доверителей — в частности, Марины Рыжаковой, мамы таинственно погибшей девочки Лизы.
