О мерах профилактики суицидального и деструктивного поведения подростков, недостатках работы школьных психологов и правильном воспитании родителями своих детей рассказала проектный директор ОФ "Фонд женского лидерства" Светлана Богатырева на брифинге в Алматы, сообщает Zakon.kz.
Когда слова может заменить только практика
Как отметила спикер, суициды и деструктивное поведение остаются одной из главных проблемных зон в отношении казахстанских подростков. Хотя по официальным данным МОН РК и МВД РК, число подростковых суицидов за последние семь лет снизилось на 35%, а уровень подростковой преступности за последние пять лет снизился на 27%, проблема стоит достаточно остро. По данным Республиканского центра психиатрии, психотерапии и наркологии, в год совершается порядка 40 тысяч суицидальных попыток. Таким образом, 26% детей находятся в зоне риска.
"Положительная динамика существует, и это свидетельствует об успешности применяемых профилактических программ и мероприятий по реагированию, и, тем не менее, риски остаются высокими. Эти проблемы все еще актуальны, и их нужно решать. И наше НПО, как и правительство, тоже не остается в стороне. Мы работаем с этой проблемой с 2015 года, начинали с детального анализа всей информации – изучали причины этих явлений, опыт международных организаций, проводили внутренние исследования школ Казахстана. И выяснили, что проблемы эти, в общем-то, многофакторны. Здесь играет роль и социальный аспект, и психологическо-моральный, и правовой. И чтобы эти проблемы решить, нужно действовать комплексно. В итоге нашей командой была разработана эффективная модель работы с семьями на базе общеобразовательных школ", – рассказала Светлана Богатырева.
По ее словам, выбор был сделан не случайно. Семья является главным в жизни ребенка, но при этом родители могут как оказать значимую поддержку, вовремя заметить нарушения в поведении и состоянии ребенка, так и наоборот – создать ему стрессовую атмосферу, применять насилие при воспитании или игнорировать детей и свои обязанности по их воспитанию, нарушая действующее законодательство РК. А в школе дети проводят значительную часть своего времени, получают там не только знания, но и навыки социализации. И школа имеет сегодня ресурс не только обучать, но и оказывать воспитательное воздействие. Причем силами педагога-психолога, социального педагога, медработника, классного руководителя и школьного инспектора полиции можно проводить не только эффективную работу с учащимися, но и с их родителями.
После довольно длительной подготовки ОФ "Фонд женского лидерства" при участии экспертов из Израиля была создана программа "Ведение родительских групп и работа с подростками", которая позволяет проводить профилактику и работать в ситуациях разной степени сложности, обеспечивая всестороннюю поддержку, основываясь на потребностях детей и способствуя полноценной реализации их прав. В 2017 году она была апробирована на базе 15 алматинских школ и показала высокую эффективность.
"Участниками программы стали школы с казахским и русским языком обучения, гимназии, лицеи, общеобразовательные школы и даже интернат для детей с ментальными нарушениями. В итоге некоторые дети снимались с учета как внутришкольного, так и в ювенальной полиции. Мы получили много отзывов от родителей по улучшению ситуации, и это отмечали сами педагоги, которые видели, как кардинально менялась ситуация, у детей росла успеваемость и менялись в лучшую сторону какие-то поведенческие показатели. Мы работаем в содружестве с Управлением образования Алматы и они, заметив эффективность этой программы, стали помогать нам ее адаптировать и распространять. И сейчас те педагоги-психологи и социальные педагоги, которые начинали работу в этой программе, уже стали учителями и тренерами для других своих коллег. На данный момент у нас уже есть 100 обученных специалистов, которые могут сами заниматься обучением коллег этой программе, чтобы эта работа проводилась не только в 15 школах, но и распространялась более широко", – отметила С. Богатырева.
По ее словам всего в программе приняли участие 526 человек. Из них 228 родителей, остальные подростки. Конечно, вначале не все шло гладко и далеко не все родители шли на контакт. Некоторые сами осознавали, что хорошо бы пройти и получить какую-то поддержку. Другим администрация школы настоятельно рекомендовала сделать это и прямо говорила, что может поставить ребенка на учет, если родители не пройдут эти занятия. Но постепенно все нормализовалось, а потом и сами родители и администрация школ оценили практическую пользу программы.
"Там есть блок занятий для родителей и блок занятий для подростков. Работа с родителями проводится в виде родительских групп. То есть это цикл занятий, состоящий из 6-10 встреч, когда родители собираются в школе под руководством специально обученного по нашей методике специалиста (это может быть педагог-психолог или социальный педагог) и изучают основы родительства, прорабатывая какие-то свои внутренние трудности и вопросы, которые возникли во взаимоотношениях с детьми. В том числе они проходят стили воспитания, когда каждый родитель на себе может прочувствовать действие каждого стиля. То есть, используются специальные упражнения, при которых родитель сам становится как бы ребенком, и, зная своего сына или дочь, может выстроить для себя определенную стратегию воспитания. Например, мы ставим родителя в ситуацию, когда ему что-то выговаривают, или когда его отвергли, или когда его гиперопекают и все разрешают. И родитель, как бы проживая все эти ситуации, принимает стиль поведения. И для этого нужны тренинги. А написать это на бумаге и раздать – ничего не выйдет. Параллельно ведутся групповые занятия с детьми, состоящие из обсуждения тем актуальных для подростков – это могут быть темы о подростковой агрессии, смерти, вопросы взаимоотношений в коллективе. И плюс ведется работа с педагогами, которые должны также обсудить все вопросы и наладить взаимоотношение с детьми. При этом используется методическая литература, специальные тесты и т.д. Один такой цикл занимает порядка полутора месяцев", – пояснила С. Богатырева.
Школьный психолог есть, но его как бы нет
Для чего все это нужно, если в каждой школе и так есть детский психолог и социальный педагог, которые должны работать с детьми, спикер пояснила, что это достаточно проблемная зона. Прежде всего, потому, что довольно нечетко определены обязанности каждого специалиста и нигде не прописаны механизмы их взаимодействия. И здесь необходима как методическая поддержка от структур образования, так и соответствующие нормативные акты, регламентирующие все эти вопросы, но конечно нужна и добрая воля самих специалистов, чтобы они не относились к своей работе формально, и у них была заинтересованность поставить эту работу на системной основе.
"Сейчас ситуация такова, что педагог-психолог и социальный педагог, хотя и называются педагогами, но по штатному расписанию педагогами не являются и зарплату не получают даже учительскую. Они принадлежат к определенным группам по бюджету, например, занимая должность руководителя хора или еще какую-то номинальную должность, где очень маленькая зарплата и низкий статус. Соответственно, у них возникают различные социальные проблемы и текучка кадров. Мы поднимали все эти проблемы перед заинтересованными госорганами, и вопросы вроде начинают решаться. И мы очень надеемся, что все это будет решено в ближайшее время. Пока же это проблема остается, соответственно, подбираются и кадры. Даже когда мы проводили обучение в рамках нашей программы по районам, то не делали это административным методом. Сначала вышли на большой семинар, где собрались все педагоги-психологи и социальные педагоги района и рассказывали им, что у нас есть такая программа и предлагали по ней обучиться. И тех, кто был реально мотивирован что-то делать, проводить какую-то работу, были буквально единицы. Но зато это были действительно очень сильные психологи. А насчет остальных, наверное, кадровый вопрос можно решить только повышением статуса, квалификации и зарплаты. Но и плюс выстраивание системы взаимопомощи, когда у педагога-психолога и социального педагога будет четкое разграничение обязанностей. Это тоже, наверное, облегчит ситуацию", – рассказала Светлана Богатырева.
Также в числе причин профанации наших школьных психологов она назвала их чрезмерную перегруженность. Если по нормативам на одного психолога должно приходиться 300, максимум 500 детей, то у нас в школах один специалист обслуживает 1,5 – 2 тысячи детей. Естественно, он просто не успевает каждому уделить внимание. Ну а третья причина – это то, что вузовское образование низкого качества. Иной раз доходит до того, что некоторые специалисты просто бояться реальных людей. Им вроде бы надо выходить на родительские собрания, рассказывать о себе, говорить, чем они могут помочь. А они, как правило, не имеют практических навыков и, соответственно, не проявляют активность, да и не хотят, чтобы к ним дети ходили, ограничиваясь плановыми занятиями с учащимися, проведением специальных тестов и т.д. Хотя, стоит отметить, что даже такой подход иногда дает результаты, и благодаря школьным психологам все же удается выявлять детей и подростков, склонных к суицидальным попыткам или другим аномалиям в поведении.
Затронула спикер и аспекты психологической работы с детьми классных руководителей, которые в силу своих обязанностей по идее должны иметь хоть какое-то представление о психологии, но на практике этим могут гордиться немногие.
"По идее у каждого педагога есть курс психологии в вузе. Другое дело, на каком уровне даются эти знания. Например, сейчас существующая модель подразумевает, что педагог-психолог ведет сквозную диагностику, выявляет по ее результатам детей находящихся в группе риска и с ними начинает работать. Но здесь слабое место в том, что диагностика быстро устаревает, например, на момент проведения диагностики у ребенка нет проблем, а через два месяца уже есть, но психолог в это время уже не проводит диагностику. Именно поэтому следующий этап нашей программы – дать эти знания не только профильным специалистам, но и, по возможности, всем школьным педагогам, особенно классным руководителям. Но эта работа требует длительного времени", – считает Светлана Богатырева.
Вообще, по ее словам, проблема суицида находится на стыке социологии и медицины. И оптимально было бы, чтобы в вузе, где готовят специалистов для школ, был хотя бы вводный курс по подготовке специалистов, способных дифференцировать и диагностировать проблему.
Так же она рассказала, что их фонд пытался вовлечь в свою программу три педагогических вуза – один шымкентский и два алматинских, и приглашал студентов пройти у них обучение. И некоторые согласились, а кое-какие материалы из их программы эти вузы сейчас используют в процессе обучения. Также они пытаются вовлечь в эту программу тех педагогов, что уже получили дипломы. Но здесь, конечно, система повышения квалификации должна помогать. Представители фонда уже выходили с соответствующим предложением на заинтересованные госорганы, но пока этот процесс идет с пробуксовкой.
Как заключила спикер, после обнаружения тревожных симптомов дети и подростки, склонные к суициду, должны передаваться в медицинскую систему и получать квалифицированную помощь. Сейчас на базе каждой поликлиники есть медицинский психолог. Проводится реформа системы здравоохранения, когда участковые врачи будут получать дополнительную квалификацию по лечению депрессий. Но все-таки, по словам спикера, на переднем плане остается педагог-психолог. Он, как минимум, должен заметить вовремя эту проблему и правильно к ней подойти и решить: то ли это депрессия, которая требует медикаментозного лечения, то ли ситуативная поведенческая ситуация, которую сам психолог в школе может откорректировать. А для этого он должен иметь соответствующие знания.
Владимир Демидов
