Максут Жумаев не нуждается в представлении, это прославленный казахстанский альпинист, его имя известно не только в Казахстане, но и далеко за его пределами. Вместе с партнерами он в условиях ледяного ветра и обжигающего мороза покорил все 14 самых высоких вершин мира, горные пики которых превышают 8 000 метров. Идя к цели, ему приходилось многократно падать и вставать, поддерживать других... Максут стал 12-м альпинистом в мире, кто сумел взойти на все восьмитысячники без дополнительного кислорода и тем самым внес свой вклад в развитие альпинизма в Казахстане. Сейчас известный покоритель самых сложных вершин является капитаном Национальной сборной по альпинизму.
- Интересно, каким ты был в школе, как учился?
- В школе я был твердый ударник. Но у меня был момент – моя супруга считает это детской психологической травмой – когда я окончил на отлично 1-й класс и мне дали грамоту, кто-то сказал, что мне пятерки ставили из-за того, что мой папа первый секретарь райкома партии. Я пришел домой и сжег эту грамоту.
- Зачем?
- Это было своего рода протестом против несправедливо сказанных слов. А так я был достаточно простым в школе, подтягивался, может быть, раз пять. По росту я был предпоследним в классе. Увлечение туризмом пришло где-то в классе четвертом-пятом. Наша чапаевская школа была лидером в области именно по туризму и все наши родственники, которые учились в школе, ходили в секцию туризма, для нас это было, можно сказать, элитным подразделением. Мы ходили в походы, ставили палатки, разжигали костры, тем более, что рядом с нашим поселком Чапаева проходила река Урал, где погиб легендарный начдив Василий Иванович Чапаев. Поэтому все мое сознательное детство было сопряжено с какими-то находками в огороде, у реки патронов, гранат, штыков. Идешь, бывало, на Урал рыбачить, копаешь червяков и находишь в земле что-то. То есть эхо войны еще долго отзывалось у нас.
- Что из детства пронес ты через всю свою жизнь?
- Из детства я на всю жизнь запомнил две вещи. Первая – не маковые поля, как у нас любят выкладывать в фейсбуке, а тюльпанные. Они у нас были бескрайние, не то, что маковые пятаки под Алматы (улыбается). У нас реальные степи, они дают простор и этот простор особенно хорошо виден с вершины, поэтому надо чаще подниматься на вершину, чтобы ощутить это величие. Как говорится, большое видится издалека. Помню, в детстве мы до горизонта бежали по этим красным тюльпанам и искали среди них желтые, белые тюльпаны. Я это запомнил на всю жизнь, я никогда это не забуду. Иногда мне еще раз хочется испытать это пьянящее чувство, ощущение, но, к сожалению, пока не получается. Мечтаю отвезти на эти тюльпанные поля сына Исатая.
Второе, что мне запомнилось из детства на всю жизнь, это вид нашей бескрайней степи со Свистун горы. Была у нас такая гора. Свистун гора она называлось потому, что раньше наши предки гоняли через нее скот на продажу и всегда свистели, чтобы загнать их на гору, холм, так как его невозможно было обойти. И вот, помню, меня отец на летних каникулах брал с собой в областной центр Уральск, что в 125 км от нас, поесть мороженое, когда ездил на какие-то совещания. У нас в поселке мороженое не продавалось. Я обычно устраивался посередине, между сиденьями, и обозревал всю степь, которая особенно хорошо была видна со Свистун горы и которую я очень любил. Поднимаешься или спускаешься, а кругом, до самых горизонтов, бескрайняя красивая степь. Зрелище было просто потрясающее, завораживающее и это засело в меня очень глубоко. И когда я совершил восхождение уже через 20 лет, то еще раз испытал примерно такие чувства, масштабы. Когда, к примеру, с гор смотришь на Алматы, не видно цивилизаций, а видны бескрайние просторы. Эти эмоции, ощущения сыграли большую роль в моей судьбе, я понял, что мои степи там, на вершине. Я уже давно не живу в Уральске, и свои степи нашел здесь, на вершине гор. Я вижу тот же самый простор, ту же картину, которая до боли мне запомнилась с детства.
- В какой момент пришло к тебе понимание, что горы тебя никогда не отпустят?
- Я хотел бы, чтобы это чувство - что горы это мое, что это моя судьба - никогда меня не покидало. И неважно, когда оно началось, и неважно, когда оно закончится. Мне важно сейчас. Вот когда я сейчас спустился с гор Карылтау, эти эмоции были как оголенный нерв. И это, наверное, хорошо. Плохо, когда это становится обыденностью, просто как работа. Говорить, что горы это мое, совершая, восхождение на вершину, к примеру, имени Амангельды Иманова и делать это обыденно… Нет, у меня так не получается, я каждый раз открываю для себя эти горы, каждый раз смотрю на них по-другому, по-новому… Ты пропускаешь ее через себя, через сердце, через душу, через астральные, ментальные тела и получаешь от этого огромное удовольствие, умиротворение, одухотворение, поэтому я хотел бы, чтобы это чувство продлилось как можно дольше. Любить горы – вещь многогранная.
- Ты помнишь свой первый поход в горы?
- Конечно. Это было в 96-м. Я тогда учился в Западно-Казахстанском сельхозинституте, и на каникулы приехал в Алматы к сестре погостить, а заодно подработать у них в рекламном агентстве, свести концы с концами. Зять взял меня к себе разнорабочим - принеси, унеси. И вот ребята, которые работали здесь в цеху, были просто волшебниками, людьми, которые верят и практикуют эзотерику, шаманят, видят духов, леших, как-то общаются с ними. То есть у них свое мироощущение, миропонимание и в какой-то степени они «виноваты», что я пошел в горы.
Как-то они пошли с ночевкой на Большой алматинский пик и взяли с собой меня. У озера поставили палатки, и вечером пошел сильный град. Они говорят, о Максут, тебя горы обмывают, проверяют, какой ты. А ночью в палатке говорят, хочешь, мы посвятим тебя в таинство, братство наше? Я говорю, хочу. И мы пошли на Большое алматинское озеро, по их словам, аккумулятор энергии. Они сказали, ты просто стой возле нас и смотри. И вдруг кто-то восклицает, оппа, смотри, идет дух, очень сильный горный дух. Я действительно видел что-то газообразное, далековато. Или, может, они мне просто внушили? Но когда мы спустились в лагерь, нам навстречу выбежали другие ребята, такие же эзотерики, и говорят, в вашу сторону прошел такой сильный дух. Это мне сильно запомнилось. Поймите, горы это не просто нагромождение камней, льда, снега, или вместилище богов… Горы это, прежде всего, понимание, что природа тебе близка и на каком языке ты с ними разговариваешь, на таком они тебе отвечают.
И еще один момент, способствующий тому, что я пошл в горы. Как-то я пошел покупать себе рюкзак в один из магазинов возле центрального стадиона в Алматы, и меня там встретил Юрий Михайлович Моисеев, гуру альпинизма, один из наших гималайцев, прославленных альпинистов. Спрашивает, ты кто такой, зачем пришел. Я говорю, хочу купить рюкзак. Он говорит, вот, есть у нас по 99 долларов, хороший, его берут восьмитысячники. Я говорю, для меня это слишком дорого. Он говорит, ты можешь заработать их за неделю. Я говорю, как? Он говорит, завтра у нас идет группа на Иссык-Куль, ты можешь присоединиться к ним, там всего-навсего надо вещи иностранцам таскать, заработаешь, а заодно горы посмотришь. И я пошел. Там ребята все были альпинистами, они подрабатывали в этой фирме, чтобы потом можно было выехать куда-нибудь на экспедицию. Они меня поначалу называли «прозрачный», потому что я весил всего 55 кг, был худосочный.
В последний момент они мне говорят, ты не пойдешь с нами, мы нашли тебе замену, потому что ты худой, не справишься и привезли меня обратно на стадион. Я страшно расстроился, но сдаваться не собирался. Говорю, можно, я посижу, а сам надеялся, что кто-нибудь из носильщиков не сможет вдруг поехать, и я поеду вместо него.
- Вот какую настойчивость ты проявил…
- Да. И действительно, один парень отказался, и я пошел вместо него и познакомился там с ребятами альпинистами, они мне очень понравились, хорошие люди. Я проявил себя в горах с лучшей стороны, таскал рюкзаки по 30 кг, первый прибегал. Они даже сами удивились и говорят, тебе прямая дорога в секцию альпинизма, ты приехал непонятно откуда, а прешь по горам как танк и при этом тащишь больше всех, хотя меньше всех и худее всех. Так я попал в альпинизм.
- Твои горы помогают тебе понять, что в этой жизни самое главное?
- Думаю, помогают. Во-первых, на вершине ты заряжаешься хорошей, позитивной энергией, во-вторых, понимаешь, что главное в твоей жизни. В моей жизни главное это моя семья, мои дети, родители, моя супруга. В-третьих, суровая реальность и условия гор позволили найти мне в себе слабые точки, которые я очень болезненно переступал.
- Какие слабые точки?
- В основном моральные. Любое восхождение сопряжено с тяготами и лишениями, холодно, голодно, тяжело, никакой личной жизни, но, несмотря на это, ты все равно тянешься в горы, не можешь оторваться от них, как будто повенчан с ними…
- Горы умеют мстить, они мстят?
- Ни-ког-да! Они мстить не могут, другое дело, что они не прощают ошибок, человеческих слабостей. Кого-то горы пускают, кого-то не пускают, но это не жестокость, не месть. Если вы пойдете в горы, то можете увидеть и простых людей, пенсионеров. И каждый ищет в горах только свое и находит только свое. И в горах остаются люди особые, из другого теста, им проще друг с другом общаться, у них обостренное, утонченное миропонимание, мировоззрение, отношение к горам, спорту, в частности к альпинизму и вообще к жизни. И когда такие люди находят друг друга в горах, это надо ценить, беречь. Вот у меня есть друг Василий Певцов. Мы с ним в обычной жизни не ходим в обнимку выпившими, не общаемся семьями, но когда мы приходим в горы и живем в одной связке, в одной палате – а так мы живем уже лет 20, у меня стаж общения с ним больше, чем с женой – то мы с полуслова понимаем друг друга, нам даже говорить нет надобности.
- Говорят, тебя в горах ударило молнией…
- Было такое. В 2006-м. Не напрямую, а по касательной. В тот день мы совершали восхождение на вершину Дхаулагири (многовершинный горный массив в Гималаях). То восхождение было крайне сложным, потому что это было первое восхождение в альпийском стиле в его кристальном исполнении.
- Что это такое - в кристальном исполнении?
- Кристальное исполнение - это значит не где-то совершать акклиматизацию, потом приехать, и уже будучи готовым физически, пойти на вершину и обрабатывать. Мы не обрабатывали этот маршрут заранее, не готовили ни палаток, ничего и не акклиматизировались. Это было реально восхождение в альпийском стиле. Оно было чревато тем, что мы очень близко подошли к краю пропасти. На спуске мы попали в плохую погоду, мы не думали, что на восьмитысячах может быть гроза. Она там была, и молния ударила рядом в вершину. И так как на нас была куча железа, в руках ледорубы и так далее, то молния прошла рядом с нами. Моего друга Василия Певцова не тронула, а меня зацепила два раза, в поясницу и ногу. Как будто ужалила. Было страшно.
А самое необычное случилось с нами тогда, когда мы с ним спускались. Мы поднимались с ним вдвоем, а спускались…. втроем. И мы оба, как потом выяснилось, четко чувствовали этого третьего. Мы спускались с Василием по веревке по переменной страховке. Это значит, что мы должны страховаться с ним вдвоем попеременно, а тут мы страховались втроем. Вы не поверите, но это так. Только через год-два мы с Василием признались друг другу, ты помнишь на Дхаулагири, кто у нас был третьим? Он говорит, я тоже чувствовал третьего, но боялся говорить тебе об этом, что ты начнешь крутить у виска и скажешь, Певцов, ты вконец приехал. Гипоксия, крайняя ее стадия, утончает мир и, может, мы чувствовали духов альпинистов, которые остались там навсегда. Я верю, что есть жизнь после смерти. Не в смысле инкарнации и реинкарнации, а в смысле того, что информационное поле переходит в другое.
- Горы дают возможность заработать?
- Никогда не будет такого, чтобы люди заработали на горах. Все-таки горы это… Когда ты исполняешь супружеский долг, ты же не просишь деньги. В горах тоже не бывает такого и мы не заморачиваемся на этом, не делаем альпинизм как работу.
- Что самое тяжелое в альпинизме?
- Самое тяжелое в альпинизме это не скала, не рельеф, не вертикаль под ногами, не километровые пропасти, а самое тяжелое - сидеть за чашкой чая дома и принимать решение, идешь ты в горы или не идешь, подставляешь семью или не подставляешь. Это же очень ответственное решение, у тебя же семья и ты должен еще родителей своих кормить, думать о будущем.
- Как смотрят на твой альпинизм твои близкие? Одобряют, не отговаривают?
- Мои мама и жена постоянно просят меня не ходить в горы, они это осуждают. Зачем им сын-герой? Их сын должен быть дома. Родители не должны пережить своих детей. Это страшно.
- Ты хотел бы, чтобы ваши дети тоже стали альпинистами?
- Нет.
- Почему?
- Потому что я такой же, как и мои родители. Они все время ругали меня и сейчас ругают, и я их все время буду ругать. Это очень опасно.
- Вы с женой Ольгой были признаны одной из лучших молодых семей в Алматы. Не боишься, что вас могут сглазить?
- Сглазить могут любого. Другое дело, как мы к этому относимся. Сглаз можно снять. Я знаю пару приемчиков.
- Есть ли у альпинистов свой какой-то кодекс чести?
- У альпинистов всего мира есть понятие, слово - если альпинист говорит, что он был на вершине, его никто не проверяет, не перепроверяют, ему верят на слово. Можно годами ходить в горы, иметь имя, и стоит один раз сказать, я был на вершине и при этом не быть на вершине, как сразу станешь чужим. Мы ценим альпинистов. Нас не так уж и много. Это тяжело – быть альпинистом, многие приходят, но многие и уходят. Кто-то определенную кармическую задачу выполнил в горах и дальше пошел по жизни. Понял что-то свое и ушел. А кто-то остается. И если мы ценим свою семью, надо быть искренним до конца. Это главный наш кодекс.
- Максут, мы знаем, что у вас с Ольгой в этом месяце, 6 июня, родился еще один сын-богатырь, и ты уже третий раз стал отцом. Поздравляем от души и желаем вам и вашим детишкам здоровья, добра, благополучия, процветания, чтобы они, так же как и ты, достигали в своей жизни самых высоких вершин.
- Рахмет.
Торгын Нурсеитова
