Конкретизируя условия судебного контроля
Салтанат Жунуспекова,
судья районного суда № 2
Курчумского района
Восточно-Казахстанской области
Некоторая неоднозначность и сложность вопросов, отнесенных к компетенции следственных судей, требует выработки единого механизма их разрешения на уровне законодательного урегулирования при тесном взаимодействии с практикой, наработанной на сегодняшний день в судах первой инстанции.
Реализация основополагающих принципов уголовного судопроизводства, направленных на защиту прав и свобод человека, определена Концепцией правовой политики на период с 2010 до 2020 года. Обеспечение баланса между обвинением и защитой в судах осуществляется в том числе и за счет поэтапной передачи следственному судье полномочий по санкционированию всех следственных действий, ограничивающих конституционные права человека и гражданина.
Однако за недолгое время применения на практике нововведений, связанных с появлением фигуры следственного судьи, очевидно, что функции судебного контроля в большей степени сводятся к контролю за применением мер процессуального принуждения (санкционирование содержания под стражей, продление сроков содержания под стражей и пр.). Одним из полномочий следственного судьи, наиболее часто реализуемым на практике в отличие от других действий, указанных в ч. 1 ст. 55 УПК РК, является санкционирование меры пресечения. Следует признать, что до сих пор существует ряд вопросов, требующих наиболее детального регламентирования по их применению.
Мера пресечения - одна из разновидностей мер процессуального принуждения, которая напрямую затрагивает сферу прав, свобод и законных интересов личности, поэтому следует особенно осторожно определять основания их избрания и конкретный вид. Но именно здесь следственный судья неизбежно сталкивается с противоречиями, относящимися к общим условиям судебного контроля. К примеру, при установлении круга вопросов, подлежащих исследованию следственным судьей, выясняется, что законодатель ограничил полномочия суда по исследованию материалов конкретного дела вопросами законности и обоснованности ареста и содержания под стражей. В то же время некоторые нормы гласят о том, что судья вправе выйти за пределы заявленного ходатайства и проверить законность и обоснованность тех действий и решений органов расследования, результаты которых были положены в основание обжалуемого действия или решения, подлежащего санкционированию. Так, согласно ст.ст. 136, 138, 139, 140, 147, 153, 150 УПК РК вопросы, которые подлежат выяснению при проверке законности и обоснованности санкционирования ареста и содержания под стражей, довольно обширны, и отвечая на них, судья не может не дать оценку вопросам виновности и правильной квалификации совершенного деяния подсудимого.
Например, принимая решение о санкционировании ареста, следственный судья никак не может обосновать его, не изучив тщательно материалы дела, что определенным образом повлияет на его убеждение о доказанности обвинения. Исходя из смысла уголовно-процессуальной нормы, решение о применении меры пресечения должно быть основано на находящихся в деле доказательствах. Проверяя законность и обоснованность ареста, судья неизбежно приходит к необходимости оценки обоснованности предъявленного обвинения совокупностью имеющихся в деле доказательств. В противном случае проверка превращается в формальность в виде выявления недочетов процессуального характера. При решении вопроса о применении ареста судья вольно или невольно будет входить в обсуждение вопроса о виновности или невиновности лица в инкриминируемом ему преступлении и правильности квалификации его действий. Однако вдаваться в оценку доказательств виновности или невиновности заключенного под стражу обвиняемого (подозреваемого) при проверке законности или обоснованности ареста судья не должен.
Вместе с тем следует отметить, что, как правило, выводы суда об удовлетворении либо отказе в удовлетворении ходатайства о применении меры пресечения в виде содержания под стражей напрямую зависят от квалификации действий подозреваемого, Следственный судья так или иначе вынужден отталкиваться от уже установленной постановлением органа уголовного преследования оценки действий подозреваемого. Зачастую на практике при квалификации действий подозреваемого орган уголовного преследования даже при наличии сомнений и недостаточности доказательств на раннем этапе следствия старается квалифицировать его действия по наиболее тяжкой статье УК, т.е. с «запасом». Материалы уголовного дела поступают в суд с ходатайством о санкционировании меры пресечения в виде содержания под стражей, действия подозреваемого уже квалифицированы, тем самым резко сужен круг вопросов, которыми может руководствоваться суд, разрешая это ходатайство. Хотим мы того или нет, но на практике это выглядит как обычная формальность, потому что все оценочные критерии и требования УПК о разрешении вопросов санкционирования меры пресечения напрямую зависят от квалификации действий подсудимого. И следственный судья, даже при наличии сомнений в правильности квалификации действий подозреваемого, вынужден разрешать ходатайство, исходя из навязанной следствием статьи УК, определяющей тяжесть совершенного подозреваемым деяния.
Таким образом, при отсутствии обжалования действий органов предварительного следствия судья вынужден применять требования ч. 4 ст. 56 УПК о том, что следственный судья не должен предрешать вопросы, которые могут быть предметом судебного рассмотрения при разрешении дела по существу и принимать решения вместо лиц, осуществляющих досудебное производство, а также суда, рассматривающего дело по существу.
Анализируя подобные ситуации, прихожу к выводу о том, что необходимо на законодательном уровне четко определить, какими критериями должен руководствоваться избирающий меру пресечения судья, когда ему надлежит принимать решение о санкционировании меры пресечения. Какие основания дают право полагать, что обвиняемый скроется от дознания, предварительного следствия или суда, воспрепятствует объективному расследованию и разбирательству дела в суде либо будет продолжать заниматься преступной деятельностью, а также оговорить случаи, при которых следственный судья, определяя тяжесть совершенного деяния, имеет право не принимать во внимание квалификацию действий подозреваемого органами предварительного следствия на ранней его стадии.
Также не совсем понятен на практике смысл и механизм применения требований ч. 8 ст. 148 УПК о том, что следственный судья при вынесении постановления о санкционировании меры пресечения в виде содержания под стражей, за исключением дел об особо тяжких преступлениях, обязан определить размер залога, достаточного для обеспечения выполнения подозреваемым, обвиняемым обязанностей, предусмотренных ч. 3 ст. 140 УПК. Означает ли применение данной нормы однозначное предрешение вопроса об изменении меры пресечения с «содержания под стражей» на «залог» и немедленное освобождение подозреваемого в случае внесения им установленной в постановлении о санкционировании суммы залога? Каков механизм реализации на практике случаев, когда залог обеспечивается не внесением денежной суммы на депозит суда, а желанием внести залог в виде какого-либо имущества? Кто дает подтверждение о внесении данного вида залога - следователь, прокурор, следственный судья? Каким процессуальным документом должно быть закреплено данное изменение, и кто его выносит? К сожалению, отсутствие четкой регламентации на практике данного вопроса приводит к тому, что суд зачастую уходит от определения размера залога со ссылкой на общую туманную формулировку «наличия достаточных оснований полагать, что подозреваемый будет препятствовать судопроизводству или скроется от следствия и суда».
