Специфика обеспечительной уступки денежного требования по договору факторинга

Специфика обеспечительной уступки денежного требования по договору факторинга

Автор Старший преподаватель кафедры частно-правовых дисциплин КОУ Ю.В. Галинская считает, что на сегодня созрела необходимость выработки инструментов обязательственного регулирования с учетом специфики цессионного обеспечения.

Существуют различные классификации договора факторинга. Например, Л.А. Новоселова указывает, что под факторингом, как правило, понимается продажа недокументированной, т.е. не закрепленной в ценной бумаге дебиторской задолженности для целей финансирования и других целей. Выделяются следующие виды факторинга: открытый и закрытый (конфиденциальный), с правом регресса или без права регресса, внутренний и внешний. Однако нас в данном исследовании интересует деление факторинга по специфике уступки, заложенное в п. 1 ст. 729 ГК РК. В первом случае мы говорим о как бы «покупке» денежного требования клиента финансовым агентом, при котором переход права следует за финансированием, во втором случае, денежное требование к должнику уступается клиентом финансовому агенту в целях обеспечения исполнения обязательства клиента перед финансовым агентом.

По поводу первого случая хотелось бы сказать, что, например, Е.Е. Шевченко ставит вопрос об актуальности разграничения договора финансирования под уступку денежного требования и договора купли-продажи права. На наш взгляд, конструкция договора факторинга по первому виду действительно имеет много общего с куплей-продажей права, однако не сводится к безусловной купле-продаже, отличие заключается в механизме совершения уступки. В данном случае будет оформляться не просто покупка права, а финансирование клиента, в результате которого к финансовому агенту переходит денежное требование первого, т.е. своего рода «предоплатой» за покупку денежного требования является финансирование. При этом финансирование будет, как правило, в размере стоимости данного требования за минусом комиссионных расходов финансового агента, которые, как правило, составляют порядка 10-30% стоимости. Этого же мнения придерживается и законодатель, так согласно ст. 736 ГК РК, финансирование может осуществляться путем покупки денежного требования.

Во втором случае, мы имеем дело с разновидностью обеспечения исполнения обязательства. Дело в том, что в соответствии со ст. 292 ГК РК исполнение обязательства может быть обеспечено неустойкой, залогом, задатком, удержанием имущества должника, поручительством, гарантией и другими способами, предусмотренными законодательством или договором. Таким образом, данный перечень не является исчерпывающим, и, следовательно, мы можем отнести обеспечительную уступку к «другим способам». Однако нас в данном случае будет интересовать такой вопрос: будет ли этот вид договора факторинга также являться разновидностью уступки права требования или нет, а также его соотношение с залогом прав, предусмотренным ст. 303 ГК РК.

Большинство ученых, рассматривающих данный договор, выделяют специфику регулирования данных видов, зачастую также отмечая о существенных отличиях между ними. Так, В.В. Витрянский указывает о договоре факторинга: «… та его особенность, что он является сложным договором, включающим в себя два отдельных вида соответствующего договора: договор финансирования под уступку денежного требования, осуществляемую в качестве встречного предоставления со стороны клиента, и договор финансирования под уступку денежного требования, совершаемую в качестве обеспечения исполнения обязательства клиента перед финансовым агентом. В отношении названных договоров ГК осуществляет дифференцированное правовое регулирование, что и позволяет квалифицировать их в качестве отдельных видов договора финансирования под уступку денежного требования».

В свою очередь, Л.А. Новоселова считает, что «по существу объединены два различных вида договора финансирования. … во второй конструкции договора денежное требование к должнику может быть уступлено клиентом финансовому агенту также в целях обеспечения исполнения обязательства клиента перед финансовым агентом. Для такого вида договора характерно, что финансовый агент обязан предоставить клиенту отчет и передать ему сумму, превышающую сумму долга клиента, обеспеченную уступкой требования, если иное не предусмотрено договором…».

По этому поводу В.В. Почуйкин считает, что в силу п. 1 ст. 824 ГК РФ денежное требование к должнику может быть уступлено клиентом финансовому агенту в целях обеспечения исполнения обязательства клиента перед финансовым агентом. Положения п. 2 ст. 831 ГК РФ регулируют некоторые вопросы отношений между клиентом и финансовым агентом в том случае, когда требование уступалось в качестве способа обеспечения исполнения обязательства. Несмотря на то, что обе указанные нормы находятся в гл. 43 ГК РФ, которая регулирует отношения по договору факторинга (финансирования под уступку денежного требования), на наш взгляд, нет никаких препятствий для того, чтобы цессия могла выступать в качестве способа обеспечения исполнения обязательства и в других, не связанных с факторингом отношениях. Тем более, перечень таких способов, установленный в п. 1 ст. 329 ГК РФ, не является исчерпывающим.

Таким образом, В.В. Почуйкин предлагает расширить возможности применения цессии в качестве способа обеспечения исполнения обязательства. При этом он не единственный цивилист, предлагающий расширить сферу применения цессии в данной области. В свою очередь, Ф.К. Карагусов предлагает рассматривать в качестве обеспечения исполнения обязательства по договору банковского займа цессию по отдельным гражданско-правовым договорам. При этом, в зависимости от предмета таких договоров, этот вид обеспечения будет иметь специфику. Как отмечает Ф.С. Карагусов, «в банковской практике Казахстана последних лет широкое распространение получил такой феномен, как залог права требования, используемый в качестве способа обеспечения исполнения заемщиками их обязательств перед банками по предоставленным им финансовым инструментам. Чаще всего предлагаются возникшие на контрактной основе требования уплаты цены договора, поставки оборудования, передачи иного имущества, возврата суммы авансового платежа». Более того, в своей статье автор выделяет такие разновидности обеспечительных сделок с правом требования, как залог права требования и залог контрактов.

По поводу залога контрактов, в частности, Ф.С. Карагусов пишет, что «когда требуется надлежащее юридическое оформление такого залога, мы чаще всего имеем дело с условной переменой лиц в обязательстве по контракту, в основе которой, как представляется, лежит уступка требования. Так, западные юристы при описании пакета юридических документов, оформляющих обеспечение интересов кредиторов, прямо используют понятие «assignment» (т.е. уступка, передача) прав по инвестиционным контрактам, страховым договорам, банковским счетам и др. в тех случаях, когда мы в своей деятельности используем конструкцию залога прав требования». При этом автор подчеркивает, что «в западной практике применяется та же конструкция залога, какая предусмотрена и в казахстанском законодательстве. Но в тех случаях, когда по своему содержанию данное правоотношение уже в большей степени характеризуется как уступка требования (пусть и условная), мы, в отличие от наших зарубежных коллег, не всегда обоснованно продолжаем оформлять такие отношения как залог. В первую очередь, это относится к случаям так называемого залога права требования». Автор предлагает отказаться «…от конструкции залога права требования со всеми механизмами регистрации, обращения взыскания на предмет залога и т.п. Взамен этого можно, например, сконцентрироваться на таком институте, как уступка требования».

Многие авторы отмечают неэффективность и сложность реализации залога прав. По мнению М.В. Русакова, конструкция залога прав в рассматриваемых обстоятельствах неэффективна, так как при залоге денежного требования ни одна из указанных целей не достигается: залог денежного требования не стимулирует должника по обязательству, обеспеченному залогом, к исполнению своих обязанностей и не защищает интересы кредитора в случае нарушения такого обязательства. О. Ломидзе указывает, что введение правил, вследствие которых фигура залогодержателя права приобретает для должника залогодателя права юридическое значение, по сути означает наделение залогодержателя права возможностями кредитора перед должником залогодателя. Действующее российское законодательство, по мнению автора, не позволяет осуществить такое наделение без использования уступки права, т.к. уступка права являет собой совершенно иную конструкцию, нежели залог: в отличие от залога при уступке права происходит его отчуждение, утрата права праводателем. Поэтому, по мнению О. Ломидзе, в рамках обеспечительной уступки, а не залога права, и следует развивать соответствующие положения (обеспечивающие для правоприобретателя положение кредитора должника праводателя).

В связи с рассмотрением данного вопроса необходимо выяснить, чем отличается обеспечительная уступка права требования при факторинге от залога прав, предусмотренного п. 3 ст. 303 ГК РК. М.В. Русаков пишет, что «в действующем законодательстве об обеспечительной уступке денежного требования говорится в ч. 2 п. 1 ст. 824 ГК РФ, которая предусматривает, что денежное требование может быть уступлено клиентом финансовому агенту в целях обеспечения исполнения обязательства клиента перед финансовым агентом. В научной литературе нет единства мнений по вопросу о квалификации этих отношений: некоторые исследователи рассматривают их как залог прав; другие (и их большинство) признают самостоятельность данного способа обеспечения исполнения обязательств. На наш взгляд, для приравнивания обеспечительной уступки к залогу прав оснований нет: это разные способы обеспечения исполнения обязательств как в соответствии с действующим законодательством, так и с теоретической точки зрения». Конечно, это разные категории.

Прежде всего, хотелось бы отметить, что предметом обеспечительной уступки при факторинге может выступать только денежное требование. Согласно п. 3 ст. 303 ГК РК при залоге прав предметом залога являются имущественные права, которые могут быть отчуждены, в частности арендные права на предприятия, строения, здания, сооружения, право на долю в имуществе хозяйственного товарищества, долговые требования, авторские, изобретательские и иные права.

По мнению Д.А. Братуся, «залог имущественных прав - это дополнительное (акцессорное) обязательство. Оно не может существовать в отрыве от какого-либо иного (обеспечиваемого). Уже по этому критерию залог имущественных прав можно отличить от факторинговой сделки, которая по общему правилу п. 1 ст. 729 ГК является самостоятельной».

Аналогичную позицию в РФ занимает В.А. Белов, по мнению которого, «самостоятельная сингулярная сукцессия никак не зависит от иных сделок, в то время как судьба сукцессии при факторинге всецело определяется судьбой основного договора. Уступка требования по самостоятельной сукцессии по общему правилу является безвозвратной, а уступка в рамках обеспечения предполагает регрессный оборот требования, т.е. его возврат в случае надлежащего исполнения им обеспеченного обязательства. В силу этого обстоятельства на практике оба договора нередко объединяются единым документом, традиционно называемым договором факторинга. Акцессорная природа уступки при факторинге в сочетании с указанным своеобразным способом ее оформления приводит к возникновению весьма своеобразной титулированной сингулярной сукцессии со всеми вытекающими отсюда последствиями…».

Примечание -

При этом под акцессорным договором (лат. аccession - принадлежность) понимают договор, дополнительный по отношению к основному договору и юридически от него зависимый. Акцессорным договором обычно именуют соглашения, которые заключаются для обеспечения исполнения обязательства (основного) и не могут существовать в отрыве от него… Исключением среди акцессорных договоров является банковская гарантия - обеспечивая основное обязательство, она от него не зависит и сохраняет свою силу даже после прекращения основного обязательства или признания его недействительным».

Следует согласиться с тем, что залог прав является акцессорной сделкой. Однако уступка права требования не является акцессорной сделкой. Это противоречит правовой сущности цессии, которая не является дополнительным обязательством. Сущность цессии заключается в передаче права кредитора другому лицу на основании сделки, а не в обеспечении обязательства, т.е. цели установления данных обязательств различны: в одном случае (при цессии) - передача требования, в другом случае (при залоге прав) - обеспечение исполнения обязательства. Другое дело, что передача права может зависеть от какого-либо условия, т.е. от наступления какого-либо юридического факта, с которым связан данный переход, при этом в качестве последнего, на наш взгляд, может выступать невыполнение обязательства клиентом перед финансовым агентом. В данном случае цессия не становится акцессорным обязательством, служит способом обеспечения исполнения обязательства.

Однако с данной позицией согласны далеко не все цивилисты. Так, например, М.В. Русаков указывает, что «для обеспечительной уступки принципиальным является вопрос о моменте, с которого денежное требование переходит к цессионарию. Значительная часть современных исследователей квалифицируют такую уступку как совершенную под отлагательным условием: по их мнению, переход денежного требования к финансовому агенту происходит только в случае неисполнения клиентом (должником) его обязательства перед агентом. По нашему мнению, такая квалификация не может быть признана достаточно обоснованной». По мнению автора, «…правопреемство не может быть непосредственным юридическим эффектом правонарушительного действия. Последнее может быть основанием для издания соответствующего юрисдикционного акта государственным органом. Именно данный акт является в таких случаях непосредственным основанием перехода имущественных прав». Квалификация обеспечительной уступки как условной, предложенная в современной литературе, основывается на прямо противоположной посылке и противоречит определению «условия» как случайного элемента сделки. Сторонники описанного подхода конструируют уступку денежного требования как сделку, осложненную отлагательным условием; при этом под последним подразумевается неисполнение клиентом его обязательств перед финансовым агентом, т.е. под условием понимается неправомерное действие. В теории же гражданского права общепризнано, что условие (в смысле ст. 157 ГК РФ) обязано быть юридически осуществимым - иными словами, если условием является действие участника сделки, то, выполняя это действие, он не должен совершать правонарушение».

Указанная позиция ставит под сомнение всю теорию обеспечения исполнения обязательств, так как все они связаны с описанным М.В. Русаковым правонарушением. Хотя данные способы преследуют в качестве цели защиту интересов кредитора в обязательстве, следовательно, «страхуют» его от последствий данного правонарушения, тем более, что указанная позиция не противоречит законодательству. Так, ст. 7 ГК РК содержит перечень оснований возникновения гражданских прав и обязанностей, который не является исчерпывающим, и, более того, в п. 8) данной статьи указывается, что гражданские права и обязанности могут возникать «вследствие событий, с которыми законодатель связывает наступление гражданско-правовых последствий». И нарушение исполнения обязательства будет в данном случае как раз вызывать гражданско-правовые последствия. В свою очередь, п. 1 ст. 150 ГК РК устанавливает, что сделка считается совершенной под отлагательным условием, если стороны поставили возникновение прав и обязанностей в зависимость от обязательства, относительно которого неизвестно, наступит оно или нет. Следовательно, цессия, заключенная под условием перехода права при неисполнении обязанности клиента перед финансовым агентом, не только не противоречит законодательству, но увеличивает и разнообразит число способов обеспечения исполнения обязательств.

Мы также не согласны с выводом, к которому приходит М.В. Русаков, что при обеспечительной уступке денежного требования, совершаемой как в рамках договора финансирования под уступку денежного требования, так и в рамках иных договоров, право требования должно переходить к цессионарию в момент совершения уступки, а не после нарушения цедентом его обязательства перед цессионарием. Именно такая юридическая конструкция, по его мнению, является наиболее эффективной с точки зрения защиты интересов кредитора-цессионария, к которому переходит денежное требование при обеспечительной уступке. Трудности, на наш взгляд, возникают в данном случае с моментом определения совершения уступки. Если данный момент совпадает с заключением договора финансирования под уступку денежного требования, то, таким образом, он (момент) совпадает с финансированием и, следовательно, мы имеем дело не с обеспечением, а с «покупкой» права, либо данная конструкция становится ближе к залогу прав, так как финансовый агент становится «держателем» права и необходимо в данной уступке предусматривать возможность регресса этого права к клиенту. Все это породило бы массу осложнений, свойственных залогу прав, от которых, к счастью, можно отойти, заключив договор условной цессии, например, в рамках договора факторинга, в качестве обеспечения исполнения обязательства. Потому что по сути своей, подчеркиваем, цели залога права и уступки различны.

В связи с чем, сложно согласиться с выводом, к которому приходят некоторые ученые, считающие залог прав разновидностью уступки права требования. Обосновывая это тем, что рассматриваемые институты соотносятся между собой как категории рода (цессия) и вида (залог прав). Главное, принципиальное отличие цессии от залога заключается в описанных нами выше целях данных институтов, а также в том, что цессия в чистом виде представляет собой институт обязательственного права, в то время как залог является «вещным способом обеспечения обязательства», и исторически был тесно связан с вещным правом, в частности в римском праве залог относился к категории «прав на чужие вещи», наравне с сервитутами.

Таким образом, уступка, совершаемая в качестве способа обеспечения обязательства клиента перед финансовым агентом, не имеет ничего общего с залогом прав. Различается юридический статус данных сделок, а также преследуемые при заключении договора сделки. Что касается поставленного нами в начале параграфа вопроса о том, будет ли данный вид факторинга являться разновидностью цессии или нет - можно дать утвердительный ответ. Мы имеем дело с условной цессией, совершаемой в рамках договора финансирования под уступку денежного требования. При этом в качестве условия, с наступлением которого контрагенты связывают момент перехода права, будет выступать факт неисполнения клиентом своего обязательства перед финансовым агентом.

И, в завершение, хотелось бы отметить, что в международной практике обеспечительная уступка при факторинге является не единственным случаем применения цессии в качестве способа обеспечения исполнения обязательства. Обеспечительной цессии (и лизингу) посвящена Кейптаунская Конвенция о международных гарантиях в отношении подвижного оборудования. Интересно, что к цессии в данной Конвенции также употребляется термин «обеспеченное активами финансирование», а сама цессия означает договор, в соответствии с которым цессионарий наделяется связанными с объектом правами с передачей или без передачи соответствующей международной гарантии, причем независимо от того, был ли этот договор совершен путем предоставления обеспечения или нет. Из данного определения можно сделать вывод, что в Кейптаунской Конвенции выделяется два вида цессии, обеспечительная и «обычная». При этом, согласно п. 5 ст. 31 Конвенции, при осуществлении цессии в качестве способа обеспечения обязательств, связанные с объектом права, являющиеся предметом уступки, вновь переходят к цеденту в той мере, в которой они продолжают существовать на момент, когда произведено исполнение обязательства. Можно сделать вывод, что в данном случае обеспечительная цессия более близка к залогу прав и происходит как бы держание права цессионарием. Однако это не должно означать, что международная практика стоит на тождественности данных понятий. Наиболее удачной нам все-таки кажется конструкция условной цессии.

Однако, в связи с повышением роли цессии в качестве способа обеспечения исполнения обязательства, на наш взгляд, имеет смысл включения в главу 19 ГК РК норм, регулирующих совершение данной уступки. Глава 19 ГК РК вообще не закладывает возможности проведения обеспечительной цессии, данные положения содержатся только в главе 37 ГК РК, посвященной факторингу, но и они не содержат указаний, например, о моменте перехода права цедента к цессионарию. Конечно, ГК РК содержит норму части 2 п. 2 ст. 731, согласно которой, если уступка денежного требования обусловлена определенным событием, она вступает в силу после наступления этого события, дополнительного оформления уступки денежного требования в этих случаях не требуется. То есть, в принципе, можно сказать, что именно под это «событие» с особыми оговорками попадает условная уступка при факторинге, однако имеет смысл закрепление соответствующих норм именно в общие положения о цессии, содержащиеся в 19 главе ГК РК.

В качестве примера, хотелось бы отметить, что в Кейптаунской Конвенции при неисполнении цедентом обязательства по совершенной в качестве способа обеспечения обязательства цессии, к цеденту применяются соответственно положения ст.ст. 8, 9, 11-14, регулирующие способы защиты прав залогодержателя. В качестве таких способов перечислены принятие во владение предоставленного ему в порядке обеспечения объекта, установление контроля над ним; продажа или передача в лизинг объекта, инкассация или получение любых доходов или прибыли, которые образуются в результате управления таким объектом или его использования. Как мы видим, указанные способы являются исключительно вещными и поэтому вряд ли имеет смысл брать их в качестве примера для казахстанского законодательства. Необходима выработка инструментов обязательственного регулирования с учетом специфики цессионного обеспечения.

Читайте также

На учениях ОДКБ ликвидирована условная вспышка особо опасной инфекции

18:38, 05 октября 2022

Главный гараж страны: считаем деньги, открываем тайны

12:27, 24 сентября 2022

Исповедь боевика: как начать жизнь с чистого листа

18:33, 09 сентября 2022