Категория недействительности в гражданском праве

И. Спасибо-Фатеева, доктор юридических наук, член-корреспондент академии наук Украины, профессор научной юридической академии им. Я. Мудрого

Одним из инструментов защиты прав лица все чаще становится признание недействительными сделок и не только их, но и различных действий, решений, воплощенных в документы, и даже сами эти документы. Позволительно отметить, что недействительность как инструмент воздействия на определенную правовую конструкцию приобретает универсальное значение.

Судебная практика часто дает повод задуматься в отношении тех теоретических позиций, которые считаются устоявшимися, и, возможно, подвергнуть их пересмотру. Одним из инструментов защиты прав лица все чаще становится признание недействительными сделок и не только их, но и различных действий, решений, воплощенных в документы, и даже сами эти документы. Позволительно отметить, что недействительность как инструмент воздействия на определенную правовую конструкцию приобретает универсальное значение. Можно сравнить распространение и в какой-то мере даже «правовую популярность» инструментария недействительности с использованием возможностей договора, распространив его даже на те отношения, которые не должны относиться к договорному регулированию (административный договор, договор в сфере корпоративных отношений и пр.). Подобное наблюдение имеет смысл подвергнуть анализу, ибо применяемый инструментарий защиты является одним из весьма значимых показателей ее эффективности.

Начнем с известного. Мы знаем т.н. классическую недействительность - недействительность сделок. Вместе с тем все чаще появляются иски о признании недействительными актов государственных органов и органов местного самоуправления, решений органов юридических лиц, учредительных документов, публичных торгов, эмиссий ценных бумаг, слияний, приватизации, брака, усыновления и др. При всем разнообразии «корпуса недействительности», очевидно, требуется найти то общее, что позволило применить категорию недействительности ко всем этим правовым явлениям. Прежде всего это спор о праве, защита которого требует уничтожения того юридического факта, который его нарушает. Отсюда следуют многочисленные вопросы: о применимости недействительности ко всем или лишь к некоторым юридическим фактам; о допустимости употреблять этот термин по отношению к документам; о возможности вести речь, о недействительности юридических состояний и юридических составов, правоотношений и субъективных прав; о необходимости различать недействительность как способ защиты гражданского права и недействительность как определенный качественный признак правового явления, свидетельствующий о его дефектности /1/ о последствиях недействительности и пр.

Не вызывает сомнения правильность позиции относительно того, что круг юридических фактов, подвергающихся «обструкции», должен быть сужен до фактов-действий, и события не могут подпадать под угрозу недействительности /2/. Тогда недействительным потенциально может оказаться любой волевой юридический факт как непосредственно зависящий от воли лица, т.е. того генератора, который и запускает возникновение, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. По этому вопросу выскажем несколько соображений.

Во-первых, поскольку воля - явление не только юридическое, но и психосоматическое, политическое, социальное, то и его ущербность может быть вызвана многочисленными причинами, лежащими не только в плоскости права. Однако право их абсорбирует и предлагает (должно предложить) механизмы, позволяющие учесть все особенности феномена воли в названных аспектах применительно к различным субъектам (носителям, формирователям воли).

К сожалению, право далеко не всегда справляется с такой задачей. По крайней мере, как показывает практика, причины популярности недействительности как рычага защиты права не могут быть пояснены «волевой» теорией. Это следует из нередко встречающихся требований признать недействительными не только действия, но и документы (свидетельства о праве собственности, протоколы собраний акционеров, завещания, доверенности и др.), права, объекты и даже субъекты.

Во-вторых, еще более углубляет проблему выдвижение требований о недействительности целого «блока» (а иногда «вороха») юридических актов и фактических действий, охватываемых единым понятием. Примером может служить недействительность торгов, приватизации, реорганизации юридического лица. Такие комплексные понятия предполагают комплексность действий, а значит, не может идти речь о воле одного лица. Здесь многочисленные воли дают искомый результат - порождают, изменяют или прекращают право. Кроме того, юридический состав бывает настолько неоднороден, что трудно однозначно утверждать о природе его составляющих. Если, скажем, рассматривать реорганизацию, то договору о слиянии или присоединении предшествует принятие высшими органами сливающихся (либо, соответственно, присоединяющегося и присоединяемого) юридических лиц решения об этом, а за договором следует составление передаточного акта, природа которого спорна. Еще более сложен юридический состав при приватизации, куда входят, помимо волевых актов частных лиц, неединичные акты органов государственной власти (административные акты). Например, решение Фонда государственного имущества о приватизации, проведении оценки имущества государственного предприятия и ее утверждения, а также об утверждении плана приватизации, преобразовании государственного предприятия в хозяйственное общество, акт передачи имущества последнему и пр.

Кроме того, в этой связи немаловажным будет то, надо ли рассуждать об этом конгломерате юридических фактов в целом и насколько допустимо подвергать оспариванию один из них.

В судебной практике имел место подход, когда сложный юридический состав, благодаря которому достигается поэтапный процесс преобразования государственного предприятия в акционерное общество, характеризуется как единая сделка приватизации, оспариваемая в суде полностью или в части /3/. Такая позиция весьма привлекательна, однако, кроме того, что она не бесспорна, не решен вопрос о том, как быть в случае «выдергивания» одного юридического факта, в отношении которого имеет место намерение признать его недействительным, ибо уничтожение этого факта не может не сказаться на всей их совокупности и последствиях именно как таковой.

В-третьих, следует осмыслить действия, исходящие от органов публичной власти. И не только сквозь призму воплощенной в них воли, но и как достаточно разнообразные акты (нормативного и индивидуального порядка).

Рассмотрим упомянутые выше аспекты, которые следует учитывать, вводя понятие недействительности в правовой обиход применительно к различным юридическим фактам.

Итак, будем исходить из двух не подвергаемых сомнению утверждений о том, что действия характеризует волевой стержень, они могут быть дозволенными и недозволенными. Первые являются нормальными, допустимыми и необходимыми для правовых последствий, связанных именно с ними. Вследствие обусловленности этих действий волей лица они получили название юридических актов. Вторые, напротив, недопустимы, и если они каким-то образом появляются (фигурируют), то требуют такого реагирования, которое низведет их из ранга юридических фактов, порождающих правовые последствия, в принципиально иной ранг негативных явлений, требующих адекватного реагирования для отмены тех последствий, которые могли быть порождены или были порождены ими.

Именно такое реагирование складывается при использовании категории недействительности. Иными словами, как верно было замечено в литературе, признание судебным решением недействительности действия уничтожает его (несомненно, только юридически), и в этом случае все имевшие место последствия такого действия «лишаются» правового основания /4/.

Важно оговорить и то, какие виды юридических актов существуют и, стало быть, о недействительности каких актов можно вести речь. Известна классификация, предложенная О.А. Красавчиковым, положившим в ее основу субъектный критерий (в зависимости от субъекта, выражение и воплощение воли которого имеет значимую специфику), в соответствии с чем юридические акты подразделяются на административные, гражданско-правовые, семейно-правовые, судебные /5/.

Также было предложено разграничивать дозволенные действия в соответствии с характером волеизъявления сторон на двух- или многосторонние сделки и односторонние действия. Последние, в свою очередь, в зависимости от направленности воли, на юридические последствия на юридические акты, юридические поступки, результативные действия. А юридические акты - по степени формализации волеизъявления относить к односторонним сделкам и публичным актам /6/.

Не давая оценки приведенным и иным классификациям дозволенных действий, используем наработки ученых. И прежде постановки вопроса о допустимости говорить о таком способе уничтожения выраженной воли, как признание юридических актов недействительными, будем исходить из наличия весьма разнообразных видов тех действий, которые объединяются понятием юридического акта.

На первый взгляд, не вызывает противоречий применимость такого механизма, как реагирование на вредную волю (воплотившуюся в различные указанные выше действия), ибо главная задача при этом - не допустить тех последствий, которые она стремится породить.

Из этого следуют, по крайней мере, два вывода: первый - целевое устремление воли на наступление таких последствий исключает возможность признавать недействительными юридические поступки; второй - все юридические акты (как являющиеся, так и не являющиеся сделками) могут оспариваться, т.е. можно требовать их недействительности.

Между тем последний вывод будет преждевременным, если посмотреть на эту проблему с позиций воплощения воли (юридического акта) в некую материализованную субстанцию, каковой есть документ. Мы привыкли понимать договор как документ наряду с другим его восприятием - как сделки и как правоотношения. Сложилось представление о триединстве договора как юридического акта, зафиксированного в документе и не только порождающего правоотношение, но и таковым являющемся.

Однако такой «идеал-стандарт» далеко не всегда применим к другим юридическим актам, а скорее всего, является исключением из общего правила, «разводящим» эти три юридических аспекта. И если ничто не мешает в таком случае говорить о недействительности договора как сделки, абстрагируясь от того, что тем самым автоматически будет поглощена недействительность его и как документа, и как правоотношения, то возможно ли говорить о недействительности документов, не являющихся договорами, и о недействительности правоотношений?

Виды документов, фигурирующих в законодательстве, весьма разнообразны. Это и доверенности (ч. 3 ст. 244 ГК Украины), и ценные бумаги, определяемые в законодательстве посредством указания на них как на документ (ч. 1 ст. 194 ГК Украины) (хотя существуют и так называемые бездокументарные ценные бумаги). В отсутствие такого определения, тем не менее, мы по устоявшемуся представлению обычно относим к документам завещание, являющееся личным распоряжением физического лица на случай своей смерти (ст. 1233 ГК Украины), учитывая требования закона к его форме (ст. 1247 ГК Украины).

Есть документы, имеющие весьма узкое предназначение - фиксировать права, возникшие на основании определенного юридического акта (например, свидетельство о праве собственности, выписка из реестра акционеров). Такие документы не являются выразителями воли, а потому не могут быть отнесены к юридическим актам. Есть и такие, которые фиксируют не только процесс принятия решения (волевого акта), но и само решение (протокол собрания акционеров). При этом подвергается оспариванию именно решение, а не протокол (на что обращал внимание Верховный суд Украины в обобщении материалов практики рассмотрения судами споров о признании сделок недействительными. Вестник Верховного Суда Украины. 2009. № 1. С. 22).

Есть документы, хотя и фиксирующие волю лица, но не являющиеся сделками, а имеющими сугубо процедурную природу, как, например, бюллетень для голосования, который в случае отсутствия на нем подписи считается недействительным (п. 5 ч. 1, ч. 2, ч. 3 ст. 43 Закона Украины «О хозяйственных обществах»).

Уже из этого видно, что документы как правовой инструмент достаточно разнообразны - в них может воплощаться и воля (завещание, доверенность, сделка), и права (ценные бумаги), и правоотношения (договор), а могут просто фиксироваться права (свидетельство о праве собственности, о наследстве, выписка из реестра прав и пр.). И тогда правомерно утверждать о том, что можно признавать недействительными документы, в которых наличествует воля лица, т.е. являющиеся юридическими волевыми актами, зафиксированными в материальной форме. Правильней, правда, было бы говорить о недействительности не документа, а действия как результата проявления воли лица. Однако, по общему правилу, нельзя в качестве способа защиты допускать требования о недействительности свидетельства о праве собственности, записи в реестре прав, т. к. это все вторично и является следствием оформления тех действий, в которых усматривается ущербность, позволяющая вести речь о недействительности. Поэтому и следует требовать признания недействительной сделки, лежащей в основании приобретения права собственности, а не свидетельства о праве собственности.

Такой вывод верен по сути, но требует некоторых оговорок. Так, практика убеждает в недостаточности предъявления иска о признании сделки недействительной и даже о применении последствий ее недействительности (вопрос о том, будут ли эти два требования идти в связке или нет, а также о реституции как об универсальном следствии недействительности сделки, здесь рассматриваться не будет), т.к. наличие документа (свидетельства о праве собственности) является убедительным аргументом о наличии права, хотя основание его возникновения у лица отпало. Решения же суда о признании сделки недействительной недостаточно для регистрирующего органа, который отказывается отменить свидетельство без получения соответствующих предписаний от суда. Именно с этим связано обращение в суд с подобными исковыми требованиями.

Не исключены ситуации, когда в реестре вещных прав имеется запись о лице как собственнике, в то время как он уже не существует (юридическое лицо ликвидировано), его имущество было приобретено другим лицом на аукционе по продаже имущества банкрота - унитарного предприятия, но в ЕГРП имеется запись о регистрации права собственности на эти объекты муниципального образования, отличного от муниципалитета, закрепившего эти объекты за предприятием. Как указано в постановлении Президиума ВАС РФ от 01.12.2011 № 9032, следовало учесть, что общество, заявляя иск, преследовало интерес, направленный на регистрацию перехода к нему права собственности на приобретенные им объекты на основании указанных выше договоров (Курсив мой. - И. С-Ф.). Обращает на себя внимание формулировка, выделенная курсивом, поскольку иск был заявлен о признании права собственности за покупателем. И это правильно, ибо такой иск призван в достаточной мере обеспечить права собственника без оспаривания самой записи в реестре вещных прав. Внесение сведений в соответствующие реестры должно обеспечиваться законодательством автоматически без каких-либо обращений к регистрирующему органу с требованием признать недействительной запись в реестре.

Нередки и требования о недействительности векселя, завещания, расписки. Все эти документы не являются сделками, но сделка лежит в их основании. Тогда следует вести речь о недействительности действия, лежащего в основании выдачи этих документов, т.е. оспариваться должен не вексель, завещание, расписка, а их выдача. Однако для упрощения стали употреблять именно выражения о недействительности самих документов.

Не иначе как этой причиной вызваны случаи недействительности не только юридических актов, но и прав, правоотношений, объектов и даже субъектов, например компаний. Конечно, любое упрощение должно быть обосновано и иметь свои пределы. Поэтому рассмотрим вкратце приведенные «виды» недействительности.

Следует иметь в виду, что классическое понимание недействительности состоит в том, что ее применение нацелено на уничтожение волеизъявления. Именно поэтому, если и случаются требования о недействительности векселя в смысле выдачи этой ценной бумаги, то не бывает подобных требований в отношении акций (хотя в ст. 39 Закона Украины «О хозяйственных обществах», ныне не действующей, была норма о недействительности акций, не предоставленных для аннулирования), облигаций и других эмиссионных ценных бумаг. Тогда заявляются требования о недействительности их эмиссии или решения об эмиссии.

Отсюда прослеживается такая тенденция: недействительным может быть решение как воплощение действия - волевого акта, исходящего от любого субъекта гражданского права, физического, юридического лица. Причем, если оно исходит от юридического лица, то стоит вопрос о признании недействительным решения его органа.

Однако не следует сбрасывать со счетов, что волю могут выражать и такие субъекты публичного права, как государство и его органы, органы местного самоуправления, действующие не как субъекты гражданских правоотношений, а осуществляющие свою компетенцию. Тогда возможно ли прибегать к конструкции недействительности таких актов этих субъектов, как нормативно-правовые, индивидуальные, судебные решения?

Рассуждения о недействительности решений госорганов, которые, как и решения органов юридических лиц, являются актами, должны быть аналогичными. Однако, памятуя о том, что юридические акты в зависимости от выразителя воли принято разграничивать на сделки, административные акты и судебные решения, мы обнаруживаем некоторые особенности в отношении их недействительности.

Если сделки могут быть признаны недействительными, то не все акты публичной власти, конечно, могут подвергаться угрозе недействительности. Притом, что вполне обычным является иск о признании недействительным решения госоргана как индивидуального акта, нормативно-правовой или регуляторный акт госоргана должен признаваться незаконным, а не недействительным (ст. 21 ГК Украины), хотя Хозяйственный кодекс (ХК) Украины (ч. 2 ст. 20) устанавливает в качестве способа защиты прав субъектов хозяйствования и потребителей признание полностью или частично недействительным актов органов государственной власти и органов местного самоуправления. И, конечно, невозможно признать недействительным такой нормативно-правовой акт, как закон. Также недопустимо говорить о недействительности судебных решений. Их оспаривание происходит в порядке, предусмотренном процессуальным законодательством.

Исходя из сказанного и возвращаясь к тому, что недействительность касается юридических актов, вспомним, что такими актами признаются односторонние действия, совершаемые с целью породить конкретные юридические последствия. Следовательно, воля выражается одной стороной правоотношения. Если в правоотношении участвуют и другие лица (а юридический акт, будучи юридическим фактом, порождает гражданское правоотношение между двумя и более лицами), то они могут возражать против волеизъявления, которое нарушает их право. Поэтому возникает возможность оспаривать его действительность и просить суд признать недействительным такой юридический акт.

Выше шла речь о недействительности действия как юридического факта. Но, учитывая, что довольно часто юридически значимые последствия наступают вследствие не отдельного факта, а их совокупности, возникает вопрос о возможности признания недействительным юридического состава. Подобное достаточно часто встречается: это недействительность торгов, эмиссии, слияния, приватизации и пр., т.е. целых блоков правоотношений, синтезирующих друг друга юридических актов. Рассмотрение каждого из этих явлений затрагивает огромный и сложный пласт проблем, углубиться в который в рамках этой статьи, конечно, невозможно. Однако заметим, что по сравнению с отдельным юридическим фактом юридический состав не является субстанционно иной сущностью, единой и не допускающей нарушения такого единства, как это имеет место в случае со сложной вещью (ст. 188 ГК Украины) (хотя сравнение юридического состава и сложной вещи, конечно, не вполне корректно). Вместе с тем такая постановка вопроса вполне правомерна хотя бы потому, что лишь совокупность юридических фактов необходима и достаточна для того, чтобы они смогли породить правовые последствия. Отдельно взятый юридический факт для таких последствий безразличен, хотя он далеко небезразличен при его оспаривании. Тогда не только ставятся под сомнение последствия, порождаемые юридическим составом, но и подвергаются вполне реальной угрозе, ибо отсутствие одного звена (недействительность одного юридического факта) делает юридический состав неполным, а значит, не способным породить юридические последствия.

Отсюда две проблемы: (а) относительно сохранения последствий юридического состава при недействительности одного из актов, его составляющих, и (б) касательно допустимости употребления категории недействительности к правоотношениям.

Небезосновательно считается, что отсутствие одного из элементов искомой совокупности приводит «к омертвлению» не только юридического состава в целом, но и отдельных его частей, а выпадение одного из элементов целого юридического состава влечет распад этого целого или его изменение /7/. Тогда весь юридический состав рушится как карточный домик, ибо все его элементы последовательно связаны между собой.

Однако в действительности возникают достаточно сложные и запутанные ситуации, связанные, например, с упреками новых политических сил, пришедших к власти, в адрес предыдущих о занижении стоимости объекта приватизации. Тогда речь идет не об отсутствии воли государства приватизировать имущество, а о цене последнего, т. е. об оспаривании части такого акта органа государственной власти, как план приватизации. Кроме того, что здесь не должно действовать правило о недействительности части сделки, т. к. нельзя не заметить, что наличествует волевой момент, лежащий в основании всего ряда юридических актов. Вряд ли возможно в этом случае ломать весь этот ряд, тем более в отсутствие оснований признать недействительным один из юридических фактов.

Нет однозначного ответа и на вопрос о признании недействительным одного юридического акта, например, план приватизации, оставив в силе договор, и наоборот, признать ничтожным договор, не затрагивая план приватизации. Также отсутствует определенность в том, следует ли вначале признавать недействительным тот или иной акт государственного органа о приватизации, а затем - гражданско-правовую сделку, завершающую процесс приватизации.

В Украине было предпринято несколько попыток начать «глобальные» процессы реприватизации, однако очевидно, одной из причин того, что этого сделано не было, стала проблематичность юридико-правового механизма, позволяющего признать недействительной приватизацию. Ограничились точечными «решениями вопроса» (как нынче принято выражаться), убедив (кто и как убеждал - остается без комментариев) собственника приватизированного имущества (вернее, его приобретателя от государства) доплатить «справедливую цену».

Подобных проблем, когда предпринимаются попытки раздробить (при этом не идет речь о правомерной цели и сомнительных средствах или наоборот) юридический состав, лежащий в основании возникновения у лица права, масса. Похожие ситуации складываются, когда лицо приобрело право на застройку земельного участка, заключив договор аренды и получив все необходимые для этого документы, разработало проектно-сметную документацию и приступило к строительству, а спустя время органом местного самоуправления отменяется свой же акт о разрешении строительства. Невозможность продолжать строительство сказывается и на неиспользовании земельного участка по назначению, что служит поводом для расторжения договора аренды. Такая схема очевидно нарушает право арендатора и застройщика, который не может ни повлиять на процесс разрушения его права, ни взыскать убытки.

Длительное время в Украине действовала норма о том, что исковая давность не распространяется на требования собственника или другого лица о признании незаконным акта органа государственной власти, органа власти Автономной Республики Крым или органа местного самоуправления, которым нарушается его право собственности (п. 4 ч. 1 ст. 268 ГК Украины). Она была отменена лишь в 2012 году. И хотя очевидна направленность этой нормы на защиту права частного собственника, не исключено и ее применение для защиты публичной собственности, ибо собственником является государство, а не его орган, издавший правовой акт; территориальная громада, а не орган местного самоуправления.

Поэтому всегда можно усмотреть нарушение прав указанных субъектов, от имени которых выступали соответствующие органы власти или управления.

Итак, очевидно, что рассмотрение проблемы в предложенном спектре ставит перед юристами многочисленные вопросы, на которые далеко не всегда можно дать однозначные ответы. В поддержку допустимости уничтожения последствий всего юридического состава «выстрелом» по одному из юридических фактов, входящих в него, приводятся рассуждения об абстрактных и каузальных сделках. Если следовать им, то сделка о передаче государственного имущества при приватизации, будучи каузальной, обусловлена другими актами, входящими в юридический состав, из чего делается вывод о том, что при недействительности плана приватизации дальнейшие элементы сделки приватизации (действия по отчуждению имущества и оформляющие их акты) будут незаконными /8/. Такой вывод опирается на утверждение о том, что когда causa, входящая в состав этих сделок, не осуществляется, то нет и самой каузальной сделки /9/. Однако это рассуждение не приемлемо к тем случаям, когда causa как раз осуществлена, но по различным причинам со временем стала очевидной либо невыгодность сделки, либо желание другого лица завладеть имуществом, уже приватизированным. Тогда подыскиваются причины и способы оспаривания юридических актов, послуживших для этого основанием. Да ведь и практика показывает, что, как правило, усматривают весьма локализированное представление о законности-незаконности этих актов, сводящееся обычно к утверждениям о «несправедливой цене» и/или нарушениям процедурного характера.

Более весомой для применения конструкции недействительности юридического состава является следующая аргументация со ссылкой на Ю.Г. Басина: судьба каузальной сделки целиком зависит от основания, в силу которого она совершалась. Отпадение основания лишает юридической силы уже совершенную одностороннюю сделку /10/. Однако и приведенное обоснование нельзя считать абсолютно пригодным к рассматриваемому нами случаю недействительности, ибо кроме того, что высказанное утверждение относится к односторонней сделке (а не к договорам и, тем более, к юридическому составу), из него не представляется возможным вывести искомый результат о том, что отсутствие юридического акта, предшествующего сделке (его отмена, признание незаконным или недействительным), не только открывает путь к признанию недействительной и самой сделки, на основании которой у лица возникло право, но и даже попросту «лишает ее юридической силы». Такое упрощение в данном случае недопустимо и губительно для гражданского оборота.

Представляется, что не сбрасывая со счетов возможность отмены того или иного юридического акта в юридическом составе (вследствие его незаконности, недействительности и пр., если для этого будут усмотрены основания), в подобных случаях следует исходить из устранимости правонарушения для того, чтобы предотвратить не только нарушения права лица, возникшего вследствие юридического состава, но и пагубные последствия для многочисленных лиц, права которых непосредственным об- разом связаны с этим. Предложенная законодателем конструкция устранимости правонарушений, применяемая судом при вынесении решения о признании недействительной государственной регистрации (еще один вид недействительности!) юридического лица, должна быть распространена и на другие случаи недействительности. В частности, ее очевидная польза усматривается при рассмотрении спора о недействительности сделки, «вплетенной» в канву юридического состава, какой-либо элемент которого уничтожен или оспаривается.

Несколько слов стоит сказать о недействительности учредительных документов, недействительности самого юридического лица и недействительности его государственной регистрации. Очевидно, что все они направлены на весьма специфические последствия - уничтожение не самого права, а субъекта права. Это весьма примечательно для такой разновидности недействительности.

В отношении первого варианта недействительности (недействительность учредительных документов) следует оговорить довольно любопытную ситуацию, когда действующее законодательство Украины не устанавливает такого основания оспаривания существования юридического лица (хотя по ранее действовавшему законодательству это допускалось, например, ч. 2 ст. 34 Закона Украины «О предприятиях в Украине») и вообще такого способа защиты права (ст. 16 ГК Украины), а практика продолжает упорно идти этим путем. Кроме того, что согласно устоявшему в доктрине мнению устав не является сделкой, и поэтому при его оспаривании не должны применяться нормы о недействительности сделок, учредительный договор (речь идет об учредительном договоре, являющемся учредительным документом полных и коммандитных обществ. Оспаривание же договоров о создании общества с ограниченной и дополнительной ответственностью или акционерного общества может происходить в общем порядке), будучи сделкой, одновременно является и учредительным документом. Поэтому его оспаривание может привести к последствиям, аналогичным недействительности сделок. Однако это противоречило бы общему подходу об устранимости нарушений во избежание неоправданной ликвидации юридического лица (п. 2 ч. 1 ст. 110 ГК Украины).

В Законе «О государственной регистрации юридических лиц и физических лиц-предпринимателей» (ч. 2 ст. 38), как и в ГК Украины (п. 2 ч. 1 ст. 110) в качестве оснований для принятия судом решения о прекращении юридического лица названо признание недействительной его государственную регистрацию вследствие допущенных при его создании нарушений (в том числе связанных с оспариванием положений устава или учредительного договора). То есть речь идет о процессе, завершающемся юридическим фактом, порождающим субъекта права. И его особенностью, непременно подлежащей учету, должно быть то, что недействительность государственной регистрации юридического лица не влияет на действительность его обязательств перед третьими лицами и третьих лиц перед юридическим лицом, возникших с момента его государственной регистрации до ликвидации.

Отсюда очевидна специфика подобных оснований и последствий недействительности. Тем более, специфичный окрас приобретает недействительность юридического лица, основания для которой комментируются в литературе со ссылкой на п. 1 ст. 11 первой Директивы ЕС /11/. Очевидно, что такой термин к юридическому лицу не должен быть применим, как он не может быть применим и к объекту права.

Наблюдаемая популярность использования термина «недействительность», его распространение на недействительность правоотношений уже прямо зафиксирована в ХК Украины (ст. 207). Случаются также подобные выражения и в ГК Украины (например, в ч. 2 ст. 548 указывается на то, что недействительное обязательство не подлежит обеспечению).

В ГК Украины имеют место и нормы о недействительности прав (ст. ст. 469, 479, 499). Это очевидный выход за рамки употребления категории недействительности, применяемой лишь к юридическим фактам, поскольку субъективные права и гражданские правоотношения возникают на основании юридических фактов.

Что касается недействительности правоотношений, то судебная практика все же идет по верному пути, давая оценку юридическому факту, лежащему в основании этого правоотношения, - сделке.

При этом суд ссылается на соответствующую норму ГК, устанавливающую основание для признания сделки недействительной, наряду с которой применяется и ХК.

Аналогична ситуация с недействительностью субъективных прав (прав интеллектуальной собственности на изобретение, полезную модель, промышленный образец и прочие объекты), хотя судебная практика свидетельствует о том, что в исках идет речь о недействительности патентов и свидетельств, удостоверяющих эти права, а также лицензионных договоров.

И это неудивительно, т.к. в указанных статьях ГК устанавливается, что права интеллектуальной собственности на изобретение, полезную модель, промышленный образец, торговую марку, компонование интегральной микросхемы признаются недействительными на основаниях и в порядке, установленных законом. Специальное же законодательство (а соотношение общего и специального закона, особенно в сфере интеллектуальной собственности, проблема весьма интересная и спорная) не оперирует термином «недействительность прав», а использует терминологию «недействительность патентов» или свидетельств.

Отсюда следует:

- что ГК, применив новое выражение, сохранил, тем не менее, старый подход к недействительности не прав, а патентов и свидетельств;

- патенты и свидетельства удостоверяют права интеллектуальной собственности, являются документами (правоустанавливающими). Потому недействительность патентов и свидетельств приводит, в конечном счете, к аннулированию прав интеллектуальной собственности, но не к их недействительности, ибо это выражение представляется неверным;

- патенты и свидетельства также не являются ни сделками, ни другими юридическими фактами, тем не менее, законодатель счел уместным допустить оспаривание их действительности.

Последствия недействительности также очень важны. Это, собственно, то, к чему стремится лицо, защищающее свое право. Если оно выбрало как способ защиты признание недействительным право другого лица, то очевиден вопрос о том, насколько приемлем этот способ защиты и насколько он урегулирован и урегулированы ли последствия такого решения, если оно даже будет принято.

Последствия недействительности сделок в ГК урегулированы - это реституция. Однако последствий недействительности прав интеллектуальной собственности, документов, актов, объектов и субъектов в нем нет, т.к. нет такого способа защиты. Вероятнее всего, таким последствием будет то, что акты, документы не стали действующими, а значит, не породили прав; права не возникли, объекты и субъекты не появились. Отсюда следует, что имеет место спор о праве - признании права другого лица, а не того, кому выдан документ, в отношении кого принят акт, кому принадлежит определенный объект и пр. Поэтому необходимы дополнительные исковые требования, защищающие права такого лица. И признание недействительным той или иной правовой субстанции - лишь один шаг к такой защите.

Сказанное выше убедительно доказывает, что недействительность в гражданском праве - весьма прелюбопытное явление, которое становится в нашей правовой действительности пластилиновым, что не позволяет лицам должным образом защитить свои права. Поэтому требуется весьма осторожно применять этот термин, тем более, при выборе способа защиты прав.

Литература

1. Печеный О.П. Проблемные вопросы судебной практики в делах по признанию недействительными свидетельств о праве на наследство (на укр. яз.). Вестник Верховного Суда Украины. 2011. № 11. С. 24.

2. Мейер Д.И. Русское гражданское право. В 2 ч. (по испр. и доп. 8-му изд.). М.: Статут, 2003. С. 175.

3. Постановление ВАС РФ от 16.01.1996 г. № 7622/95. С??ПС «КонсультантПлюс»: Судебная практика.

4. Рожкова М.А. Недействительность дозволенных и недозволенных действий. Недействительность в гражданском праве: проблемы, тенденции, практика. М.: Статут, 2006. С. 19.

5. Красавчиков О.А. Юридические факты в советском гражданском праве. М.: Госюриздат, 1958. С. 82.

6. Рожкова М.А. Указ. соч. С. 31.

7. Красавчиков О.А. Указ. соч. С. 57.

8. Кряжевских К.П., Кряжевских О.В. Недействительность сделки приватизации. Недействительность в гражданском праве. С. 229-233.

9. Хвостов В.М. Система римского права: Учебник. М.: СПАРК, 1996. С. 173.

10. Басин Ю.Г. Избранные труды по гражданскому праву. СПб., 2003. С. 345.

11. Дубовицкая Е. Европейское корпоративное право: свобода перемещения компаний в Европейском сообществе. М., 2004. С. 108.

Читайте также

На учениях ОДКБ ликвидирована условная вспышка особо опасной инфекции

18:38, 05 октября 2022

Главный гараж страны: считаем деньги, открываем тайны

12:27, 24 сентября 2022

Исповедь боевика: как начать жизнь с чистого листа

18:33, 09 сентября 2022