Акылтай Касимов: Мы не имеем права на ошибку…
Гость сегодняшнего номера – председатель надзорной судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РК, cудья высшей квалификации, кандидат юридических наук, доцент Акылтай Ахметжанович Касимов.
Его предок по отцовской линии был известным и очень уважаемым в Северном Казахстане человеком, за что после революции семья и поплатилась, оказавшись в ссылке в далекой сибирской тайге. И тем не менее юный Акылтай нашел свое место в жизни. Поначалу, как и многие мальчишки, он мечтал о небе, стремясь стать военным летчиком. Но реалии жизни оказались иными – Акылтай Касимов окончил юридический факультет Казахского государственного университете имени Кирова (сейчас КазНУ имени аль-Фараби).
Прошел все ступеньки карьерной лестницы. Юридическую деятельность начал следователем прокуратуры. Более 15 лет проработал последовательно председателем Жезказганского, Акмолинского и Карагандинского областных судов.
С марта 2010 года – председатель надзорной судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РК.
Награжден орденом «Құрмет».
Акылтай Касимов:
Мы не имеем права на ошибку…
Гость сегодняшнего номера – председатель надзорной судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РК, cудья высшей квалификации, кандидат юридических наук, доцент Акылтай Ахметжанович Касимов.
Его предок по отцовской линии был известным и очень уважаемым в Северном Казахстане человеком, за что после революции семья и поплатилась, оказавшись в ссылке в далекой сибирской тайге. И тем не менее юный Акылтай нашел свое место в жизни. Поначалу, как и многие мальчишки, он мечтал о небе, стремясь стать военным летчиком. Но реалии жизни оказались иными – Акылтай Касимов окончил юридический факультет Казахского государственного университете имени Кирова (сейчас КазНУ имени аль-Фараби).
Прошел все ступеньки карьерной лестницы. Юридическую деятельность начал следователем прокуратуры. Более 15 лет проработал последовательно председателем Жезказганского, Акмолинского и Карагандинского областных судов.
С марта 2010 года – председатель надзорной судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РК.
Награжден орденом «Құрмет».
Беседу ведет Елена Брусиловская, юридический консультант Елена Нестерова, фото Владимира Алябьева
– Акылтай Ахметжанович, прежде чем мы начнем говорить о сугубо профессиональных проблемах, мне хотелось бы уточнить некоторые детали вашей биографии. Насколько я знаю, Вы – уроженец Российской Федерации, родились в Тюменской области. Как Вы, коренной казах, оказались в тех местах?
– Наша семья разделила участь многих советских людей, которые в годы сталинских репрессий оказались в тюрьмах и ссылках. Если вспомнить историю Казахстана, то здесь с середины 20-х годов хозяйничал сталинский ставленник Филипп Голощекин, который, кстати, участвовал в расстреле царской семьи Романовых. За годы его правления республика потеряла половину населения! Став руководителем партийной организации, Голощекин сразу заявил об отсутствии в казахских аулах советской власти, поэтому по ним, как он считал, надо пройтись «малым Октябрем». Этот «малый Октябрь» стал настоящей трагедией, превратившись в страшное бедствие для казахского народа.
Вот и семья моего деда, которая жила в Северном Казахстане, была отнесена к числу богатых. Все имущество семьи без суда и следствия было изъято, а семья выслана на окраину Российской империи. А надо сказать, что мой прадед был не только состоятельным человеком, меценатом, но и бием, он пользовался большим уважением в своем крае. Об этом хорошо написал Салык Зиманов в своей книге «Казахский суд биев – уникальная судебная система», где дана высокая оценка этому народному в своей основе институту судопроизводства как модели для подражания в плане профессионализма и честного отношения к отправлению правосудия.
Так вот, моего деда Касыма чекисты посчитали сыном богатого человека, у него все конфисковали и сослали в Сибирь. И когда мы говорим, что Гитлер придумал и впервые создал концентрационные лагеря, то глубоко ошибаемся. Они были предложены Лениным в своих работах, а реально созданы еще тогда, в сталинский период, когда людей сгоняли в одно место, выставляли охрану из солдат, обирали до нитки и пешим порядком гнали через всю страну в необжитые места. Так мои родные попали в Тюменскую область, в тайгу, где их и бросили.
– Кто выжил, тот выжил…
– Да, у моей бабушки была большая семья, так она рассказывала, что многие ее дети там умерли! Почему я говорю о бабушке? Потому что дед мой умер рано, я его не видел, а вот бабушка со слезами на глазах рассказывала обо всем, что пережили. Из оставшихся в живых был и мой отец Ахметжан. В годы войны он был призван на фронт, был серьезно ранен в Кенигсберге в 1945 году, и победу встретил в госпитале. Потом вернулся к родителям в Тюменскую область, женился, и я там родился, окончил среднюю школу. Учился я легко. Помню до сих пор поименно своих учителей, очень много читал. Кстати, мне рассказывали, что моя фотография сейчас висит в школьном музее. Надо съездить посмотреть (смеется).
– Вот, видите, Вы тоже попали в историю…
– Ну не такая уж это и история, село-то маленькое, но школа была неплохой, и я, как и многие мои сверстники, очень увлекался чтением. Особенно любил рассказы о Шерлоке Холмсе, которые читал буквально взахлеб.
– И тоже захотели стать сыщиком?
– Было такое, хотя поначалу я очень хотел стать летчиком, притом военным летчиком. Ведь идеология Советского Союза, надо признаться, была сильна, и профессия военного, особенно летчика, была овеяна романтикой.
– Наверное, в выборе жизненного пути Вам помогали духи предков – аруахи.
– Кто его знает, может, в этом действительно есть какая-то закономерность. Тогда мой старший брат, он, кстати, тоже юрист, после школы поехал поступать в университет в Алма-Ату, за ним в 1974 году поехал и я. Но тогда на юрфак принимали в основном людей со стажем, производственным или армейским, и лишь один процент абитуриентов принимали после школы. И хотя я хорошо сдал экзамены, но по конкурсу не прошел, потому что у меня стажа не было, и мне предложили идти на вечернее отделение. Так я стал студентом вначале вечернего отделения КазГУ, а через два года и дневного отделения.
– А где начинали трудовую деятельность в качестве юриста?
– Решающую роль сыграл ректор КазГУ Джолдасбеков. По итогам предварительного распределения на факультете я был направлен в распоряжение Тургайского облисполкома, с чем я не был согласен. А на заседании государственной комиссии, куда я зашел одним из первых по количеству набранных баллов по итогам обучения, где председательствовал ректор Джолдасбеков, на комиссии он меня спрашивает: «Согласен с распределением?» «Не согласен», – отвечаю. «А куда хочешь?» – «В прокуратуру», – говорю.
А там еще были места, и он обращается к Лаврову, начальнику по кадрам прокуратуры КазССР – вот, говорит, берите. Лавров отвечает, мол, не могу, мы уже всех отобрали. Тогда Джолдасбеков говорит: «Как это отобрали, он один из лучших студентов, имеет право выбирать». И мне: «Иди, расписывайся».
Так с легкой руки Джолдасбекова я попал туда, куда хотел. На следующий день пришел в прокуратуру КазССР, где получил направление в Северный Казахстан, ближе к родным местам. И уже в области меня направили в Мамлютский район, где я поначалу работал стажером, потом меня перевели в город следователем прокуратуры. Затем работал старшим следователем, помощником прокурора. И только потом я пошел в суд.
– В общем, все ступеньки прошли…
– Правда, в суд я попал, не планируя этого. Дело в том, что тогда следователи прокуратуры вели дела в основном по убийствам, по тяжким видам преступлений. И наши дела шли потом в областной суд, где знали, какой следователь вел то или иное дело. И, видимо, моя работа понравилась, поэтому однажды меня вызвали к председателю областного суда (а для нас это была большая величина). Прихожу. А тогда председателем была Бородина Татьяна Ефимовна, я потом у нее замом работал, она мне говорит: «Мы знаем ваши дела, которые к нам поступают, у нас сейчас есть вакансия, и мы хотели бы предложить ее вам. Как вы на это смотрите?»
Недолго думая, я согласился, поскольку стать судьей для многих юристов является заветной мечтой. Так я стал судьей, работал замом по гражданским делам у той же Бородиной, потом меня избрали председателем Джезказганского областного суда, затем председателем Акмолинского областного суда, а в 1999 году назначили уже указом Президента председателем Карагандинского областного суда. В общей сложности я отработал около 15 лет председателем облсуда в трех областях, а в 2005 году меня пригласили судьей в Верховный суд.
– Поэтому, я уверена, что Вы разбираетесь во всех тонкостях нашей правовой системы, о чем мы сейчас с Вами и поговорим. И прежде всего хотелось бы спросить, чем, на Ваш взгляд, продиктована необходимость продолжения реформ в правовой системе страны?
– Эта необходимость диктуется прежде всего самим временем. Ведь правоохранительные органы – это структуры, обеспечивающие жизнедеятельность государства, в том числе в экономической сфере. А экономика суверенного Казахстана, как известно, основанная на рыночных отношениях, активно развивается, поэтому изменения в этой сфере, естественно, влекут за собой и изменения правоохранительной структуры.
К примеру, в результате проведенных реформ в судебной системе созданы и эффективно действуют экономические, специализированные, финансовые, ювенальные и административные суды. Поэтому Президент страны Нурсултан Назарбаев неоднократно говорил о необходимости продолжения реформирования в сфере права. Сейчас, например, разрабатывается проект нового Уголовно-процессуального кодекса РК, для чего была создана специальная межведомственная рабочая группа под эгидой Генеральной прокуратуры. Надо сказать, что работа над этим документом ведется уже более двух лет, и в настоящее время она вошла в завершающую стадию.
– В связи с этим, какие наиболее значимые, на Ваш взгляд, институты уголовно-процессуального права подлежат реформированию в первую очередь?
– Верховным судом только с ноября прошлого года было представлено свыше тысячи предложений и замечаний к проекту УПК.
– И сколько из них было принято?
– Свыше 70%, причем при этом учитывался не только успешно апробированный зарубежный опыт, но прежде всего поставленные отечественной судебной практикой вопросы.
– А какие из них Вы бы отнесли к категории концептуально важных?
– Главным направлением реформы УПК является упрощение и ускорение уголовного процесса на всех его стадиях. В проекте оно реализовано через введение института процессуальных соглашений в двух формах: сотрудничество подозреваемых, обвиняемых с органами уголовного преследования и сокращенный порядок производства.
Кроме того, вводится новая процессуальная фигура – следственный судья, функция которого заключается в осуществлении судебного контроля над ограничением органами уголовного преследования конституционных прав на личную свободу, неприкосновенность собственности, частной жизни.
Расширяется также сфера судебного контроля. С разрешения следственного судьи будут применяться наиболее строгие меры пресечения, помещение подозреваемых в медицинские организации, например, для проведения экспертиз, а также арест имущества, эксгумация трупа, объявление международного розыска. К его компетенции отнесены и вопросы рассмотрения жалоб на решения и действия органов уголовного преследования, депонирования показаний, наложения денежных взысканий за невыполнение процессуальных обязанностей в ходе досудебного производства.
В соответствии с рекомендациями Комитета ООН против пыток проектом предусмотрен ряд норм, направленных на создание эффективного механизма противодействия пыткам. В частности, речь идет о немедленном и беспристрастном рассмотрении на всех стадиях процесса заявлений о пытках и жестоком обращении.
– Что еще можно было бы отметить?
– Еще проект предусматривает усиление потенциала средств доказывания. Для чего вводится новый институт – производство негласных следственных действий, под которыми понимаются тайные от заинтересованных в исходе дела участников процесса способы собирания доказательств, прежде всего с применением информационных технологий.
На повышение ответственности органов уголовного преследования и суда, улучшение качества досудебного расследования, ускорение рассмотрения дел направлен отказ от института возвращения судом дел для производства дополнительного расследования. То есть суд вправе отложить судебное разбирательство на определенный срок и таким образом предоставить сторонам возможность получить те доказательства, о которых было заявлено ходатайство. Кроме того, при необходимости суд может содействовать сторонам в истребовании доказательств.
Причем обжалование и опротестование приговоров и постановлений возможно только при их последовательном рассмотрении в каждой судебной инстанции. Тем самым проект запрещает сторонам обращаться в судебную инстанцию, минуя предусмотренную законом предшествующую инстанцию.
– Чем мотивирован такой запрет?
– Он мотивирован тем, чтобы дать возможность гражданам использовать все имеющиеся процессуальные возможности для проверки законности и обоснованности судебных актов, а также устранения судебных ошибок до вступления приговора либо постановления в законную силу. Кроме того, введение правила последовательного рассмотрения дел в судебных инстанциях переносит центр тяжести на местные суды, а надзорная функция Верховного суда будет носить исключительный характер.
Расширяется и возможность внедрения в производство по уголовным делам инновационных процедур. Вводится депонирование показаний, т.е. допрос следственным судьей в ходе досудебного расследования потерпевшего или свидетеля, если их последующий допрос, в том числе в суде, будет невозможен ввиду постоянного проживания за пределами Казахстана, выезда за границу, тяжелого заболевания, применения мер защиты, а также в целях исключения психотравмирующего воздействия на несовершеннолетних свидетелей и потерпевших. Иными словами, фрагмент судебного следствия фиксируется при досудебном расследовании. Можно добавить еще и то, что ускорить судопроизводство позволит дистанционный онлайн допрос свидетелей и потерпевших.
Проектом регламентированы основания, порядок и процессуальное оформление доставления задержанных лиц, возможно, причастных к уголовному правонарушению. Вводится новая превентивная мера процессуального принуждения – запрет на приближение, минимизирующая непроцессуальные контакты подозреваемого с потерпевшим, свидетелями обвинения.
Претерпела значительное преобразование и стадия возбуждения уголовного дела – досудебное расследование начинается сразу после получения заявления либо сообщения об уголовном правонарушении, что исключает квази-расследование в форме ныне практикуемой их доследственной проверки. Тем самым создаются предпосылки для устранения длительного, до двух месяцев, производства до возбуждения уголовного дела, утраты тех или иных доказательств.
Усилению действия на досудебных стадиях процесса презумпции невиновности будет способствовать изменение процессуального положения обвиняемого на статус подозреваемого.
В связи с реформированием понятия «преступление» и введением дефиниции «уголовное правонарушение» проектом УПК предусмотрена новая глава об особенностях производства по уголовным делам об уголовных проступках.
И, наконец, можно назвать вводимый проектом институт конфискации полученного незаконным путем имущества до вынесения приговора (конфискация in rem) , но в соответствии с судебным решением, в тех случаях, когда отсутствует подозреваемый (обвиняемый), а материалами дела доказана принадлежность ему искомого имущества и установлена причинно-следственная связь между имуществом и преступлением.
– Расскажите, пожалуйста, о сложившейся практике применения норм о медиации в уголовном процессе. И вообще, распространена ли такая практика? Если да, то по каким категориям дел чаще всего используется медиация?
– Как вы знаете, 5 августа 2011 года вступили в силу законы «О медиации» и «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам медиации», в которых определены принципы и процедура ее проведения, сфера применения, правовой статус медиаторов и предъявляемые к ним требования и т.д.
Поясню, что процедура медиация предполагает проведение встреч между обвиняемым и потерпевшим, она основана на поиске консенсуса и примирении сторон на взаимоприемлемых условиях, которые самостоятельно вырабатываются сторонами при помощи независимого и незаинтересованного посредника – медиатора.
При этом надо отметить, что применение медиации в ходе уголовного судопроизводства возможно лишь по делам о преступлениях небольшой и средней тяжести, если иное не установлено законами Республики Казахстан.
Вместе с тем процедура медиации не применяется по уголовным делам о коррупционных преступлениях и иным преступлениям против интересов государственной службы и государственного управления.
Основное отличие медиации от, скажем, третейского суда или арбитража – медиатор сам не выносит решения, а помогает прийти к обоюдному соглашению. Медиатором могут быть представители самых разных специальностей.
Как показывает зарубежная практика, лучше всего медиация получается у людей, имеющих высшее образование и профессию философов, юристов, психологов, журналистов – специалистов, которые учат умению общаться с людьми, рассуждать, смотреть на проблему отстраненно, не занимая ничьей позиции. При этом никто не отнимает у людей права при отрицательном результате обратиться по этому же делу в суд или же вообще не прибегать к медиации.
Прекращение уголовного преследования в связи с примирением сторон в результате медиации есть проявление консенсуального способа урегулирования последствий криминального конфликта.
Пострадавшее лицо должно иметь возможность в предусмотренных законом случаях отказаться от официального судопроизводства, если, по его мнению, это не способствует действенной защите его прав.
Лицо, совершившее преступление, также не ограничено в выборе правовых средств защиты, поэтому примирение с потерпевшим является его законным правом.
Права потерпевших, заявителей подозреваемых, обвиняемых, подсудимых на примирение в порядке медиации содержатся в уголовном процессуальном законодательстве (статьи 68, 69, 75 УПК).
Медиация может быть применена как до обращения в суд, так и после начала судебного разбирательства, по взаимному согласию сторон на основе принципа добровольности. По уголовным делам это стадии дознания, предварительного следствия и судебного разбирательства. Председательствующий опрашивает стороны, имеются ли у них ходатайства, в том числе о проведении процедуры медиации. Суд должен рассмотреть ходатайство, удовлетворить его или вынести мотивированное постановление об отказе в его удовлетворении.
В случае поступления заявления о примирении сторон или соглашения об урегулировании конфликта в порядке медиации, производство по делу по постановлению судьи прекращается на основании пункта 6 статьи 37 УПК. Если примирение в порядке медиации не состоялось, производство по делу продолжается в обычном порядке.
Надо также иметь в виду, что факт участия в процедуре медиации не может служить доказательством признания вины участником судопроизводства. И еще: если в процедуре медиации участвует несовершеннолетний, то обязательно участие педагога или психолога.
Хочу обратить внимание и на то, что отказ от подписания соглашения об урегулировании конфликта не может ухудшить положение участника уголовного судопроизводства. Если же такое соглашение достигнуто, то оно должно быть направлено органу, ведущему уголовный процесс, в производстве которого находится уголовное дело. Соглашение является обстоятельством, исключающим или позволяющим не осуществлять уголовное преследование, как это предусмотрено Уголовно-процессуальным кодексом.
– Надо понимать, что в таком случае уголовное дело закрывается?
– Да, в соответствии со статьей 38 УПК, в случае поступления от сторон медиативного соглашения в суд, прокурор либо с согласия прокурора следователь вправе прекратить уголовное дело с освобождением лица от уголовной ответственности. А согласно статье 37 УПК такое соглашение является обстоятельством, исключающим производство по делу.
– И обвиняемый освобождается?
– Человек, совершивший преступление небольшой тяжести или впервые совершивший преступление средней тяжести, не связанное с причинением смерти или тяжкого вреда здоровью человека, действительно подлежит освобождению от уголовной ответственности, если он примирился с потерпевшим, в том числе в порядке медиации, и загладил причиненный вред (часть 1 статьи 67 УК).
Вместе с тем следует заметить, что институт медиации является относительно новым, и пока он еще не имеет широкого распространения и недостаточно развит.
– Почему, ведь это прекрасная возможность решить проблему, так сказать, малой кровью?
– Отчасти это связано со слабой информированностью населения о возможностях и преимуществах медиации как процедуры разрешения споров альтернативным способом. Кроме того, определенную роль здесь играет финансовая составляющая, поскольку граждане не хотят оплачивать услуги медиаторов, а решают вопросы примирения с потерпевшими самостоятельно. Надо сказать и то, что первоначально прогнозировалось, что медиация будет широко использоваться в сельской местности при содействии непрофессиональных медиаторов (старейшины, аксакалы и др.), в отношении которых должен вестись Реестр непрофессиональных медиаторов. Однако не во всех областях акиматами созданы соответствующие условия по ведению такого реестра.
– Но ведь стороны действительно могут примириться самостоятельно, не обращаясь к процедуре медиации, поскольку, как Вы сказали, услуги медиатора осуществляются на платной основе.
– Такое возможно, если примирение является безусловным решением обеих сторон уголовного процесса. Между тем у них могут возникнуть и разногласия, в решении которых как раз может помочь медиатор, в силу своей профессиональной подготовленности.
– А в чем отличие института примирения от института медиации, ведь, казалось бы, и в том и в другом случае стороны приходят к определенному консенсусу?
– Это отличие прежде всего в том, что медиация осуществляется при помощи независимого, незаинтересованного посредника – медиатора, который, действуя в интересах обеих сторон, разъясняет наиболее приемлемое для них решение спора. Ведь зачастую реальное восстановление нарушенных прав (возмещение имущественного ущерба и морального вреда, иные действия по заглаживанию вреда) интересуют его куда больше, чем то, какое наказание будет назначено подсудимому, ведь наказание не всегда служит средством восстановления нарушенного права.
– Вы не могли бы хотя бы примерно сказать, сколько судебных споров было урегулировано с участием медиаторов за последнее время?
– Например, за прошлый год количество судебных споров, урегулированных с применением медиации, составило всего 272 дела, из которых 150 – по уголовным делам и 122 – по гражданским делам. Поэтому Верховным судом как одним из разработчиков законопроекта о медиации предпринимаются усилия для развития и укрепления потенциала этого нового для нас правового института.
Хотелось бы отметить, что год назад, в марте 2012 года, Председателем Верховного суда РКи Постоянным Представителем Программы развития Организации Объединенных Наций в Казахстане (ПРООН) С. Туллом был подписан проектный документ «Внедрение института медиации в Казахстане» и Соглашение о софинансировании.
С этого периода началась реализация трехлетнего проекта. Чтобы ознакомить население с этими нововведениями, проводятся региональные семинары и «круглые столы» в областных и приравненных к ним судах с участием судей, представителей заинтересованных государственных органов, других организаций и медиаторов, читаются лекции, только статей на эту тему было опубликовано свыше 700.
Кроме того, продолжается изучение зарубежного опыта в области применения процедур медиации, проводятся обучающие мероприятия по подготовке медиаторов, а также тренеров по медиации. Причем все это делается на бесплатной основе.
Казахстанские правоведы выезжают в зарубежные командировки. Скажем, летом прошлого года представители Верховного суда, Министерства юстиции и Казахстанского центра медиации побывали в учебной поездке в Сингапуре.
В целях повышения эффективности методов судебной медиации в рамках проекта ОО «Международный правозащитный центр» в настоящее время реализуется пилотный проект «Судебная медиация – необходимое условие для развития института медиации в Казахстане».
– А что делается для того, чтобы рассмотрение уголовных дел не затягивалось судами?
– Для этого Уголовным процессуальным кодексом установлены определенные сроки для рассмотрения уголовных дел в суде первой, апелляционной, кассационной и надзорной инстанций.
В соответствии с частью 5 статьи 302 УПК предельный срок рассмотрения уголовного дела в суде первой инстанции в исключительных случаях может быть продлен постановлением судьи. В каждом конкретном случае судья самостоятельно должен определять разумный срок рассмотрения уголовного дела, руководствуясь при этом следующими критериями: объемом обвинения, сложностью и объективными обстоятельствами, такими как возможность неявки в судебное заседание подсудимого, его защитника, потерпевшего и свидетелей, без показаний которых невозможно рассмотрение уголовного дела и принятие единственно правильного решения и т.п.
Надо отметить, что по официальным статистическим данным Комитета по правовой статистике и специальным учетам Генеральной прокуратуры РК за последние 4 года, уголовных дел, рассмотренных с нарушениями сроков, не имеется. Хотя ранее такие факты фиксировались.
Вместе с тем мы считаем, что при разработке изменений в УПК должны быть предусмотрены объективные сроки рассмотрения дел, исходя из их сложности, многоэпизодности и других факторов.
– А что показывает европейская практика, на которую у нас так любят ссылаться?
– А вот как раз в европейских странах предусмотрены более длительные сроки рассмотрения дел по сравнению с нашими. И чтобы исключить волокиту рассмотрения уголовных дел, эти вопросы находятся на особом контроле руководства Верховного суда. Ежеквартально анализируется практика соблюдения сроков рассмотрения уголовных дел, по каждому факту волокиты незамедлительно проводится проверка и принимаются действенные меры.
– Сейчас много говорят о либерализации уголовного законодательства и декриминализации преступлений, не представляющих большой общественной опасности, в том числе в экономической сфере. Что Вы думаете по этому поводу?
– Действительно, сейчас в УПК много статей, которые устанавливают уголовную ответственность за неправомерную деятельность в сфере экономики – это неуплата налогов, незаконное предпринимательство и т.д. В какой-то период, возможно, так и надо было делать, но сегодня возникла необходимость смягчения мер наказания за отдельные преступления небольшой и средней тяжести.
Напомню, что в законе предусмотрено четыре вида преступлений: небольшой тяжести – лишение свободы до 2-х лет, средней – до 5-ти лет, тяжкие – от 5 до 12 и особо тяжкие – свыше 12 лет лишения свободы. И было высказано мнение, в том числе и нашим Президентом Назарбаевым, что за преступления небольшой и средней тяжести нет необходимости отправлять в тюрьму – будет достаточно, если им установят высокий штраф.
И, как показала практика, эта мера наказания оказалась действенной.
– И последний вопрос – Вы не жалеете, что судьба привела Вас к этой профессии?
– Нет.
– А чем она Вас привлекает?
– Прежде всего тем, что профессия правоведа нужна всем. И для этого даже необязательно быть юристом, работником правоохранительных или судебных органов. Ведь наша жизнь настолько многогранная, настолько интересная и настолько связана с правом, что эти понятия неразделимы. Вот даже тот факт, что я даю вам это интервью – это мое эксклюзивное право.
– Действительно, наша жизнь – это система прав, обязанностей и определенных запретов, ограничений.
– Безусловно. Помню, наш преподаватель по гражданскому праву приводил такой пример: вот зашли вы в автобус, купили билет, и тем самым уже заключили негласный договор, то есть вы оплачиваете проезд, а транспортная организация обязуется довезти вас до места требования. Это тоже элемент права.
Есть семейное право, трудовое, гражданское, административное, не говоря уже об уголовном. Так что юрист – очень нужная профессия, а знать свои права и обязанности должны все граждане. Неспроста в той же Европе есть всего несколько ведущих министерств – финансов, иностранных дел и юстиции.
– Которые считаются базовыми…
– Да, это базовые. Что же касается работы судьи, то это, может быть, и не всегда благодарная работа, но мы защищаем права граждан, что, на мой взгляд, очень важно. Безусловно, наша работа настолько сложна, что она подчиняет себе всю эмоциональную энергию, весь интеллектуальный потенциал...
– Отключиться от нее нельзя.
– Нельзя. У меня даже в ванной лежит записная книжка, и когда рано утром я собираюсь на работу, фиксирую в ней мысли, которые приходят в голову в связи с рассмотрением того или иного дела… И когда возвращаюсь домой, то мыслями – еще в работе. Хотя, наверное, это не правильно, надо отключаться, надевать домашние тапочки, играть с детьми, внуками… Но не всегда это получается, наверное, потому что наша работа связана с судьбами людей, поэтому мы не имеем права на ошибку.
– При этом огромную роль играют моральные качества судей, потому что, как Вы правильно сказали, они имеют дело с судьбами людей. Так может, при принятии в юридические вузы стоит проводить предварительный отбор? Скажем, когда молодой человек или девушка поступают на актерский факультет, то сначала они проходят творческий конкурс, где комиссия определяет, пригоден ли вообще человек для этой профессии, а уж потом его допускают к сдаче общеобразовательных экзаменов. Может, и здесь также делать?
– То, что необходимо ужесточать требования, предъявляемые к кандидатам в судьи, это несомненно. Другое дело, что предъявлять их на уровне подготовки в институтах, мне кажется, сложно, потому что далеко не все выпускники идут работать судьями или следователями. Некоторые понимают, что сделали неверный выбор и получают вторую профессию. Я немало таких знаю.
Что же касается повышенных требований к судьям, то сейчас в администрации Президента для этого создана специальная рабочая группа, в которую, кстати, вхожу и я, которая как раз и занимается разработкой этих требований.
И первое, с чего мы начали, – это предложили увеличить возрастной ценз, при котором человек может стать судьей. Ведь у нас в Конституции записано, что судьей может быть гражданин Казахстана, имеющий высшее юридическое образование и достигший 25 лет. К первым двум требованиям вопросов нет, но что касается 25-летнего возраста, то мы предложили без изменения Конституции увеличить этот возраст.
Судья должен иметь не только академически высокое образование, но и иметь большой жизненный опыт. Это должен быть уже зрелый человек, знающий свое дело и доказавшии на практике, что он достоин занимать столь ответственный пост. Скажем, судьей Верховного суда не должен быть человек моложе сорока лет.
– Спасибо вам, Акылтай Ахметжанович, за содержательную беседу.