Мифы о тюремной системе (Саламатов Е.А., кандидат юридических наук, доцент)

Мифы о тюремной системе

Саламатов Е.А.

кандидат юридических наук, доцент

Вокруг отечественной тюремной системы сложилось несколько заблуждений. Отдельные из них регулярно тиражируются чиновниками, правозащитниками, а следом и средствами массовой информации. Другие обсуждаются населением, в том числе, в плоскости социальных сетей. Третьи стали настолько привычными, что их очевидная абсурдность не привлекает уже особого внимания. Приведем в качестве примера по одному из каждой разновидности.

Миф первый: Казахстан после распада Советского Союза находился на 3-м месте в мире по индексу «тюремного населения» после США и России[i].

Данное утверждение распространено среди юридической общественности и преподносится как стартовая позиция тюремной системы страны при ее характеристике за годы независимости.

В 1991 году на момент распада СССР в Казахстане действительно было много лиц, содержащихся в учреждениях предварительного заключения и лишения свободы. В советское время Казахстан, как и восточный регион России, был местом концентрации исправительно-трудовых колоний (так ранее они назывались). Поэтому, в колониях Казахстана отбывало наказание не мало осужденных из других бывших союзных республик, многие из которых после освобождения уехали на свою историческую родину. По устным сведениям работавших в то время сотрудников уголовно-исполнительной системы (УИС) многие учреждения были переполнены, из-за экономического кризиса в 90-х годах были серьезные перебои с питанием осужденных, обеспечением их лекарствами, смертность в местах лишения свободы была крайне высока.

Однако, чтобы достоверно утверждать о третьем месте в мире по тюремному индексу необходимы точные расчеты, основанные на конкретных цифрах о численности осужденных. А таких цифр, к сожалению, нет. Все достоверные статистические данные о числе осужденных в Казахстане имеются с 2002 года. Именно в этот год тюремная система на волне реформ была передана из МВД в Министерство юстиции.

С передачей в гражданское министерство ранее закрытая от общества информация была лишена грифа секретности. Поэтому, только с 2002 года мы имеем достоверную статистику о: количестве пенитенциарных учреждений в стране, местах их дислокации, количестве осужденных. К примеру, на 1 января 2002 года в стране было 84812 заключенных, из которых 14327 в следственных изоляторах и 70485 в исправительных учреждениях.

В 2010 году Министерство юстиции официально обращалось в МВД с запросом о предоставлении информации о численности осужденных в республике до 2002 года, то есть за период нахождения тюремной системы в МВД. Из поступившего ответа следовало, что эти данные не сохранились. Такой ответ вполне объясним, так как при реорганизации правоохранительного органа секретные сведения уничтожаются. Поэтому, нам остается только сожалеть, что эта статистика утеряна безвозвратно.

Также следует учесть, что в международных рейтингах относительно показателей тюремной системы наша страна стала участвовать только после передачи самой тюремной системы в Министерство юстиции.

Таким образом, у нас нет никаких доказательств того, что в 1991 году Казахстан был на 3-м месте в мире по индексу «тюремного населения». Об этом можно говорить только гипотетически.

Миф второй касается частных тюрем.

О возможности появления в Казахстане частных тюрем широко обсуждалось год-полтора назад на различных дискуссионных площадках, в том числе на интернет-форумах. Из-за искаженной информации у населения сложилось устойчивое заблуждение, суть которого сводится к частной собственности на тюрьмы. Отдельные специалисты, рассуждая на эту тему, предполагали, что речь идет лишь о возможной передаче тюрем в управление частным организациям и лицам.

На самом деле ни то, ни другое не имело отношение к истине. В реальности же на уровне государства рассматривался вопрос строительства новых тюрем в рамках государственно-частного партнерства, то есть за счет привлечения частных инвестиций. Однако, благодаря некоторым СМИ обсуждение в обществе ушло в другую плоскость, и население крайне негативно отнеслось к частным тюрьмам как к таковым.

Учитывая сложившийся стереотип о частных тюрьмах, считаем целесообразным внести некоторую ясность. Сразу оговоримся, что мы не берем в расчет частные или собственные тюрьмы диктаторов некоторых стран, о которых пишут СМИ.

В современном цивилизованном варианте под частными тюрьмами понимаются те тюрьмы, где их функционирование по ряду направлений обеспечивается частным сектором. Рассмотрим это на примере штата Техас в США, где в 2010 году[ii] наряду с государственными было 16 частных тюрем. Через выигранный тендер та или иная частная компания приступает к управлению тюрьмой. Главной целью такой компании является получение прибыли за счет тюремного производства различных товаров. Однако, параллельно в сферу ее деятельности относятся вопросы: организации питания заключенных, улучшения их коммунально-бытового обеспечения, санитарного и медицинского обслуживания, ремонта и улучшения здания тюрьмы, увеличения рабочих мест и т.п.

При всем этом, вопросы, касающиеся непосредственного исполнения наказания: режима содержания, безопасности, охраны, конвоирования и т.д. остаются в введении сотрудников тюрем, получающих заработную плату от правительства штата Техас, следовательно, представляющих государство, а не частную компанию.

Директором такой тюрьмы, как правило, назначается представитель частной компании. Это говорит о приоритете тех вопросов, которые входят в сферу деятельности частной компании. Данные вопросы решаются как за счет выделяемых ежемесячно государством денег в рамках выигранного тендера, так и за счет получаемой прибыли от тюремного производства товаров.

Ошибочным является мнение, что частную компанию кроме прибыли больше ничего не интересует. Конечно, экономическая прибыль - это главная цель частной компании, пришедшей управлять тюрьмой. Но, без решения коммунально-бытовых и социальных вопросов к управлению тюрьмой ни одну частную компанию не допустят. Если компания не выдерживает условий договора (контракта) с правительством штата, в котором оговаривается минимальный объем услуг, то штат уменьшает объем финансирования, а может и расторгнуть договор.

В целом, по оценке независимых американских тюремных ассоциаций условия содержания в частных тюрьмах заметно лучше, чем в традиционных государственных. Это вполне естественно когда такими заведениями управляют экономисты, а не юристы.

Еще одна причина в заблуждении относительно частных тюрем связана с частной собственностью на здания тюрем. В мире практикуется строительство частными компаниями зданий тюрем с передачей их в аренду государству, как и в случае с больницами, школами, полицейскими участками и т.п. К примеру, из указанных выше 16-ти частных тюрем в штате Техас здания 3-х являются частной собственностью.

Таким образом, частной тюрьмой в современном понимании на самом деле является государственная тюрьма, находящаяся во временном управлении частной компании, а не личная тюрьма кого бы то ни было.

Миф третий - самый закоренелый, об исправлении человека с помощью тюрем.

Мысль об исправлении преступников в местах лишения свободы имеет законодательное закрепление еще с советских времен. В качестве цели наказания она прослеживается во всех Уголовных кодексах Казахстана: 1959 года, 1997 года и 2014 года. Но, если УК 1959 года принимался шесть десятилетий назад в другой стране в условиях другой идеологии, то последующие два УК принимались уже в период нашей независимости, когда имелись серьезные научные исследования о недостижимости этой цели. Эти исследования оставили нам в наследство советские ученые.

В 1991 году «сидя на развалинах» советского государства известный ученый Хохряков Г.Ф. писал: «Здравый смысл подсказывает, что задача по исправлению и перевоспитанию в условиях изоляции от общества недостижима… Действительно, ставя цель по приспособлению человека к жизни в обществе, его отделяют от этого общества; желая научить его полезному активному поведению, содержат в обстановке, где каждый шаг расписан, что вырабатывает пассивность; думая заменить в сознании человека вредные привычки полезными, его содержат среди себе подобных, что способствует взаимному заражению, и т.п.»[iii].

Уголовно-исполнительный кодекс, являясь в определенной степени производным от Уголовного кодекса, слепо копирует утопию о возможности исправления человека тюрьмой, насквозь пропитавшись ею. При этом, практические работники тюремной системы, ежедневно общаясь с осужденными, особо не придают этому значение, прекрасно понимая иллюзорность этой цели наказания.

Пункт 10 статьи 3 УИК гласит, что «исправление осужденного - это формирование у осужденного правопослушного поведения, позитивного отношения к личности, обществу, труду, нормам, правилам и этике поведения в обществе».

На первый взгляд все правильно и понятно. Но, как проверить реальное исправление человека с позиции данной нормы закона, если в статусе осужденного все его правопослушное поведение сводится к выполнению правил внутреннего распорядка закрытого учреждения? Как проверить его позитивное отношение к обществу, правилам и этике поведения в обществе если он оторван от общества? Как проверить отношение к труду если осужденный не работал? А что значит позитивное отношение к личности? К какой именно личности? К потерпевшему? Но, в отличие от европейских стран у нас отсутствует институт публичного примирения с потерпевшим, целью которого является бесконфликтное возвращение правонарушителя в общество.

Ученые вполне справедливо задают и другие вопросы. Например, как быть с теми, у кого закончился срок лишения свободы, но они имеют отрицательные характеристики, то есть не исправились? А большое количество в учреждениях УИС лиц, ранее уже отбывавших лишение свободы, это свидетельство не исправления?[iv]

Если посмотреть на исправление осужденного с точки зрения психологии, то вырисовывается следующий механизм. Исправление является результатом раскаяния, а раскаяние - это следствие стыда. То есть, в начале должно быть чувство стыда и позора за совершенное преступление. Затем стыд порождает раскаяние, то есть внутренне переживание. А раскаяние, в свою очередь, формирует желание исправиться. Таким образом, без стыда не может быть и исправления.

Как это проверить в реальной действительности на осужденных? На самом деле это никак не проверить, невозможно проникнуть в сознание каждого заключенного и сделать достоверный вывод о его исправлении, не исправлении или частичном исправлении. Внешнее поведение человека, как известно, нередко бывает обманчивым. Тем более поведение того, кто находится в местах заключения и вынужден постоянно подчиняться режиму содержания, основанному на принципе принуждения.

Поэтому, законодатели других стран, не отягощенные догмами советской пенитенциарной науки, не забивают свою голову этими абстракциями. Например, в Законе Германии «Об исполнении наказания в виде лишения свободы» от 16 марта 1976 года закреплено: «Исполнение наказания служит цели научить заключенного жить в будущем с социальной ответственностью без совершения преступлений». То есть, цель наказания не связана с морально-психологическим перерождением преступника в изоляции, а обращена в будущее и заключается в его подготовке к социально-ответственной жизни после освобождения. Иными словами, целью наказания является ресоциализация заключенного, то есть подготовка его к освобождению.

Автор данной статьи по роду своей бывшей профессии неоднократно встречал в европейских тюрьмах наших бывших соотечественников. И каждый раз задавая вопрос: «Исправляют ли человека европейские тюрьмы?», видел недопонимание и затруднение в ответе. Один из них, содержавшийся в тюрьме Тегель г. Берлин, сказал: «Здесь никто так не ставит вопрос, об этом как-то не говорят». То есть, напрочь отсутствует мысль об исправлении правонарушителей с помощью тюрем.

В отличие от «исправления» термин «ресоциализация» направлен не в прошлое, а в будущее. Ведь очевидно, что даже искренний отказ от совершения новых преступлений еще не гарантирует возвращение в общество личность, способную адаптироваться к реалиям свободной жизни. Поэтому государство, наказывая лицо за совершение преступления, должно нацелить уголовное наказание и систему исполнения наказаний на возвращение в общество не просто законопослушного, но и подготовленного человека. В противном случае, бывший осужденный не желающий совершать новые преступления, но не сумевший адаптироваться в обществе, вновь станет потенциальным нарушителем закона.

Еще в 2011 году в рамках проекта Закона «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Республики Казахстан по вопросам совершенствования правоохранительной деятельности и дальнейшей гуманизации уголовного законодательства», принятого 9 ноября 2011 года, Комитетом УИС Министерства юстиции вносилось предложение в качестве одной из целей наказания в Уголовном кодексе закрепить ресоциализацию. Однако, данная инициатива не получила поддержки в стенах Мажилиса Парламента.

Вместе с тем, идея о ресоциализации как цели уголовного наказания получает все большее признание в законодательстве стран постсоветского пространства. В частности, в Уголовном кодексе Кыргызской Республики 2017 года, вступившего в действие с 1 января 2019 года, в статье 63 ресоциализация прямо закреплена в качестве цели уголовного наказания. Осталось в ст.63 УК КР и «исправление», но, главное - «лед тронулся»!

Конечно, сама по себе замена в казахстанском Уголовном кодексе одной цели наказания на другую еще не решает указанную задачу. Следующим шагом должна стать сквозная реконструкция всего уголовно-исполнительного законодательства и переориентация пенитенциарной практики, чтобы подчинить их достижению новой цели.

И чем быстрее мы это сделаем, тем быстрее избавимся от самой большой утопии советской идеологии - исправления человека с помощью тюрем.

[i] Индекс «тюремного населения» либо тюремный индекс - это количество заключенных на 100 тыс. населения страны

[ii] В 2010 году автор данной статьи будучи в штате Техас США частично изучил деятельность частных тюрем

[iii] Хохряков Г.Ф. Парадоксы тюрьмы (проблемы, дискуссии, предложения). - М., 1991. - 224с.

[iv] Аккулев А.Ш. Уголовно-исполнительная политика Республики Казахстан: исторические аспекты, концептуальные основы, проблемы реализации. Монография. - Астана, 2013. - С.118-123