Диалог Восток-Запад и Великая степь: Моральные ценности и дипломатия с древних времен до современности (Тажиев Аскар Сагиевич)

Диалог Восток-Запад и Великая степь: Моральные ценности
и дипломатия с древних времен до современности [1]

Тажиев Аскар Сагиевич[2]

ABSTRACT: According to conventional wisdom, for centuries the Steppe was a place of constant game between powers and infightings between the «plundering nomads» raiding, occasionally, sedentary neighbors. Also, scholars viewed the Great Steppe as a bridge between Eastern and Western civilizations. The revolution in archaeogenetics which took place during the last decades prompted some researchers to reconsider, previously ignored, scarce historic evidences that nomadic empires were a rich source of culture and technologies for many peoples. Moreover, this paper demonstrates that virtues of the Great Steppe elements were significant factors in securing their ruling position in China, Persia, India, Egypt as well as in Europe. Hence, it suggests a new field of studies: moral values of the Steppe and its influence upon the formation of the values system of other people. Revival of the humanistic values of the shared nomadic-settled and Islamic-Christian heritage is vital to counter neo-liberal fundamentalism, for harmonious internal development and the diplomatic solutions of present «war and peace» issues.

KEY WORDS: Steppe, technologies, religions, culture, civilizations, values, East-West, international relations.

Вступление

Контакты между Евразийской степью и внешним миром, особенно с бронзового века до конца XVI века, были главной силой человеческого прогресса. Кочевые и оседлые общины формировались под воздействием одинаковых человеческих потребностей, природных явлений, трагических периодов войн и взаимовыгодной торговли и других факторов. Они заимствовали друг у друга языки, традиции, идеи, навыки, инновации, мировоззрение и религиозные практики. Тем не менее, стереотипное восприятие четко разделенных ролей «варварских» и «цивилизованных» народов в историческом процессе сохраняется среди ученых, политиков и, соответственно, общественности на протяжении веков. В статье предлагается рассмотреть такие искаженные представления, в частности, осветив некоторые аспекты исследований гуннов, скифов и других кочевников.

Устаревшие дискурсы начали меняться в связи с археологической и генетической революциями (археогенетика) в Степи в последние десятилетия. Сенсационные открытия, подкрепленные новыми историческими свидетельствами, ошеломляют исследователей, которые продолжают вводить новые факты, источники и данные в научный оборот [1]. Ученые начинают признавать необходимость возрождения междисциплинарного подхода в социальных и гуманитарных науках, необходимого для получения более достоверной информации о культурных и исторических явлениях.

Таким образом, данная работа выделяет два противоположные подхода, применяемых различными субъектами в области науки, политики и дипломатии, которые поддерживают или подрывают межконфессиональный и межнациональный мир.

Один фокусируется на стереотипном представлении об «инаковости» культурных традиций, обычаев, а также этническом или расовом превосходстве, и распространяет его. В корне такого подхода лежат невежество и особые политическими интересы, вызывающие напряженность и конфликты (пример исламофобии).

Другой подход основан на общих исторических, цивилизационных основах, идентичности и ценностях, но он пока не получил широкой поддержки в международных отношениях.

К сожалению, даже такие влиятельные ученые как Николай Крадин (2006, 2018) представляют новые интерпретации установленных фактов, пренебрегая альтернативными авторитетными мнениями. Проблема научной беспристрастности усугубляется деструктивными последствиями всеобъемлющего неолиберального фундаментализма и его побочного продукта - нео-евроцентризма в гуманитарных и социальных науках [2]. Поощрение культуры сосуществования и мира во многом зависит от непредвзятого подхода ученых, равно как и от честности политиков, дипломатов и общественных деятелей, если не в большей мере.

В следующих частях этой статьи рассматриваются возникающие тенденции, касающиеся альтернативного мирового порядка, который должен в большей степени учитывать трансверсальные ценности, нежели универсальные/«универсализированные» [3]. При этом подчеркивается значимость концепции общей исламо-христианской цивилизации и других подобных гуманистических основ [4].

В данном контексте утверждается, что контакты в древней Степи характеризовались, чаще всего и вопреки распространенному заблуждению, естественным мирным взаимообменом, взаимными уважением, выгодой и балансом интересов. При рассмотрении темы «Восток-Запад» в новых исследованиях отмечается, в целом, историческое значение Степи в международных отношениях [5]. Также ведется обширное изучение социально-экономических и политических вопросов в Центральной Азии. Однако, практически отсутствуют системные исследования моральных достоинств степных народов и их влияния на ценности соседних и других народов. Поэтому, освещая некоторые из указанных аспектов, данная статья предлагает новый фокус для исследований: влияние степной традиции и этики на появление трансверсальных ценностей.

Далее отмечается, что только Диалог может способствовать истинному пониманию общего цивилизационного наследия и ценностей. Изучение древнего опыта людей, в частности, аспекты взаимодействия народов и культур на Шелковом пути, актуально как никогда.

Эта статья посвящена великим сыновьям казахской степи, дипломатам, лингвистам и общественным деятелям: Назиру Тюрякулову, который внес огромный вклад в развитие отношений между Советским Союзом и Саудовской Аравией, и нашему современнику Олжасу Сулейменову, выдающемуся интеллектуалу и знаковой фигуре в деле сближении Востока и Запада. Также необходимо отметить переплетение символизма и содержания в том, что политика вновь избранного Президента Республики Казахстан Касым-Жомарта Токаева, открывающая исторический этап диалога и справедливости в обществе, будет основываться на глубинных ценностях великих предков казахов. Эти ценности «по-прежнему являются первозданной основой современного государства, которое стремится быть признанным привилегированным центром мирных контактов религий и цивилизаций» [6].

Тематическое исследование: хорошие («прогрессивные») и плохие («деструктивные») варвары?

В качестве примера можно привести возродившийся многовековой евроцентристский взгляд на гуннов и другие «азиатские племена», проходящий через всю книгу Томаса Дж. Кроугвелла «Как варварские вторжения сформировали мир» (2018). Она написана скорее в популярном, чем научном жанре: в тексте нет ни ссылок на мнения, альтернативные автору, ни сносок и т.д. Тем не менее, учитывая пропаганду и продвижение книги в СМИ как научной, «легко читаемой и авторитетной», следует рассмотреть ее, хотя бы частично.

Например, автор безаппеляционно заявил, что вклад гуннов в цивилизацию был «почти нулевым». Книга наполнена его уничижительными суждениями об этих бродяжничающих убийцах-разрушителях, которые не основывали королевств и городов, не открывали новые торговые пути, не создавали ни технологий, ни произведений искусства [7, с. 37]. Читая описание гуннов, можно почувствовать отвращение Дж. Кроугвелла даже к их внешности.

Напротив, «совершенно бесстрашные в битве» викинги были представлены как «проницательные стратеги, искусные поселенцы и полные энтузиазма торговцы». Викинги, как и готы, «по крайней мере, были христианами» (!) и имели красивые голубые глаза и светлые волосы, что, видимо, также подразумевало их цивилизованность и превосходство над другими варварами. Они основали Дублин, Уэксфорд и другие первые города в Ирландии как центры международной торговли и «даже ввели монеты в ирландскую экономику» [там же, с.12, 18].

По мнению автора, «никто не знает, что произошло с гуннами». Помимо фактических ошибок, Дж. Кроугвелл чересчур свободно интерпретировал и избирательно использовал данные из одного из самых надежных источников об отношениях между римлянами и гуннами - записи историка и юриста Приска Панийского о миссии императорского посольства при дворе гунна Аттилы в 449 году. В них содержатся ценные наблюдения, отличающиеся от описаний Дж.Кроугвелла, о характере самого устрашающего противника Римской империи. Например, читатель может узнать из этих записей, а также из многочисленных научных исследований по данному вопросу, что, будучи щедрым по отношению к своим людям и гостям, сам Аттила был безразличен к роскоши; спокойный и нежный со своими близкими и родными, он был способен на милость по отношению к пленникам и врагам [8]. Помимо этих аспектов, Кроугвелл просто опустил, пожалуй, самую важную часть - рассказ Прискуса об исповеди грека, освобожденного из рабства его хозяином-гунном. Этот рассказ говорит сам за себя: «Он считал свою новую жизнь среди скифов (как они называли гуннов) лучше прежней, среди римлян, а объяснения, которые он привел, были следующими: «После войны скифы ведут спокойную, размеренную жизнь, наслаждаясь тем, что у них есть, и почти никого не трогают». Это контрастировало с ситуацией, с которой греческий беглец сталкивался в Римской империи - с ее высокими налогами, коррумпированной властью, несправедливостью и дороговизной правовой системы [9]. Умеренный во всем, Аттила проявлял мудрость, объединяя силу (или угрозу ее применения) со своими дипломатическими навыками ведения переговоров как с Западной, так и с Восточной Империями. Это во многом объясняет, «каким образом король гуннов сумел заставить правителей самых могущественных империй того периода - Рима и Персии, - считаться с ним как с равным. После того, как его власть была укреплена и спроецирована вовне, лидер гуннов, в целях получения дани и других уступок от своих противников, предпочитал побуждать их к этому мирным способом, заключая соответствующие договоры, а не постоянными грабежами» [10].

Таким же образом скифы, напрямую связанные с гуннами и другими евразийскими кочевыми народами, постепенно получили имидж прогрессивных людей и признание за их поразительные золотые шедевры искусства, работы по металлу и различные инновации.

Так, в 1986 году советский русский академик Борис Пиотровский утверждал, что обширный канал культурных коммуникаций, соединяющий Восток и Запад, был жизненно важен для скифов для получения доступа к центрам развитой культуры и искусства.

Но спустя несколько десятилетий его сын Михаил Пиотровский, директор Эрмитажа (Санкт-Петербург), описывая артефакты из кургана «Аржан-2», отметил, что скифы служили не просто «соединительной трубой» между цивилизациями и культурами: «Это тот оригинальный скифский стиль из Алтайского края, который в итоге пришел в Черноморский регион и, наконец, соприкоснулся с древней Грецией» [11].

В свою очередь, Анатоль Наглер из Германского археологического института (Берлин) разделяет данную точку зрения: «Эти люди были отличными мастерами, что представило скифское качество жизни в новом свете. Отвергнут стереотип, что скифы были просто дикими всадниками и воинами, которые лишь перекочевывали, уничтожая других людей. У них был высокий уровень культурного развития» [12].

Почему научная беспристрастность имеет значение

Указанные и другие подобные свидетельства уровня развития скифов могут с новой силой возобновить соперничество на этнической почве за признание права называться потомками этих великих людей. Соответственно, беспристрастность и точность ученого играют здесь ключевую роль. Например, Стивен П. Данн оценил работу Анатолия Хазанова: «Социальная история скифов. Основные проблемы развития древних кочевников евразийских степей», как «наиболее адекватное отношение к истории и социальной структуре скифов» [13].

Исследование выдающегося советского ученого включало «анализ скифских легенд и традиций относительно их происхождения, семьи и брака, форм социальной организации, существовавшие между семьей и государством, социального расслоения и эксплуатации и, наконец, политической структуры различных скифских царств и различия в характере между ними... в контексте других евразийских кочевых групп» [14].

Тем не менее, Николай Крадин (2006), известный разработкой теории «кочевой альтернативы» государству - «сверхсложного вождества», не включил скифов в свою сравнительную таблицу с информацией о восьми кочевых империях Евразии, определяющей уровень сложности обществ кочевников-скотоводов, в сравнении с другими 186-ю обществами [15]. В свою очередь, Кристофер И. Беквит (2009) утверждал, что скифы сформировали «первую империю степи» [16]. Этот факт также отражен в Британской энциклопедии: «Скифы основали богатую, мощную империю» [17]. Следует отметить, что известное государство-империя Кимаков/Кипчаков (Дешт-и-Кипчак) также не было включено в вышеуказанный сравнительный анализ.

Н. Крадин отмечает, что целью его анализа является не оценка «уровня цивилизованности» кочевников в сравнении с оседлыми людьми, а изучение того, насколько были продвинуты кочевые технологии, по сравнению с технологиями оседло-аграрных цивилизаций. Однако, он все же дал такую оценку: «Довольно часто кочевники захватывали наиболее квалифицированную часть ремесленников во время набегов в соседние страны или в ходе завоеваний. Опыт межкультурного сравнения уровня развития ремесленной деятельности в кочевых обществах и аграрно-городских цивилизациях Востока показывает, что кочевники уступали по этому показанию своим оседлым соседям» (курсив мой - А.Т.) [18, с. 8-9].

Более того, в своем недавнем исследовании (2018 г.) Н. Крадин прямо утверждает: «Мир-системный анализ показал лишь одну роль кочевников в человеческой истории - они были переносчиками информации между устоявшимися цивилизациями в течение длительных периодов времени» [19].

Продолжающаяся подача устаревшего имиджа номадов, при которой игнорируется ряд источников, а также археологических открытий последних десятилетий, удивляет. В этой связи целесообразно сделать два комментария.

Во-первых, со времен повествований Геродота до работ современных ученых накоплено значительное количество научной литературы, подтвердившей, что огромные группы людей в Евразии, которых относили к номадам, фактически, вели полукочевой образ жизни. В 2014 году ЮНЕСКО включила восемь тысячелетних поселений и городищ на территории Казахстана, на отрезке Шелкового пути, в список Всемирного наследия. Указанные и другие античные города являются ярким проявлением отношений симбиоза между неоседлыми и оседлыми сообществами.

Примечательна в этом плане и выставка, посвященная художественному наследию Золотой Орды, которая впервые была организована в 2001 г. в Государственном Эрмитаже. Согласно веб-сайту музея: «Тип культуры, который здесь сформировался, был специфическим, сочетавшим в себе черты кочевой и оседлой культуры, объединяя достижения разных народов, живущих на территориях Золотой Орды. Среди них были монголы, персы, половцы (куманы), волжские болгары, славяне и многие другие. Большая часть существующих артефактов происходит из мест, где раньше находились города, поселения и курганы Золотой Орды. На выставке представлены в основном предметы из золота и серебра (всего более 1000), изготовленные как в степных лагерях, так и в центрах ремесел Золотой Орды».

Во-вторых, из книги классика антропологии Моргана Льюиса (1877) «Древнее общество» можно сделать вывод, противоположный тому, который сделал Н. Крадин: оседлые общины уступали по критериям технологического развития кочевым цивилизациям. Это было предопределено «четырьмя событиями первостепенной важности: а именно, одомашниванием животных, открытием злаков, использованием камня в строениях и изобретением процесса плавки железной руды» [20, с. 41-42].

Археологические находки и исследования знаменитых ученых Зейноллы Самашева, Виктора Зайберта (2018) [21], Кэтрин M. Линдуфф (2008) и ряда других авторов подтверждают, помимо прочего, что все указанные четыре события характерны для кочевых/полукочевых народов Ботайской культуры в Северном Казахстане, а также, в различной степени - других частей евразийской степи [22]. Льюис назвал четвертое изобретение величайшим событием в человеческом опыте, «от него берет начало... основание цивилизации, которое, можно сказать, опирается на этот металл». Затем последовали производство плуга с железной кромкой, более усовершенствованные лопата и топор.

В свою очередь, когда «чистые» оседлые получили от своих соседей эти несравнимо более совершенные орудия, чем их инструменты из дерева и кости, это позволило будущим аграриям перейти от примитивного возделывания почвы к непосредственно земледелию. «Плуг, используемый с тягой животного, может рассматриваться как открытие нового вида искусства. Только тогда и появилась мысль о вырубке лесов под создание обширных площадей для возделывания земли» [23, с. 27]. Это объясняет, почему одомашнивание лошади в Ботайской культуре, около 5500 лет назад, а также изобретение стремени сравнивают, по воздействию на человечество и прогресс, с современным изобретением Интернета и смартфона, если не более того.

На этом фоне казахи будут шокированы, узнав, что их страна была лишена Н. Крадиным (2018) еще и «авторства» на кочевой образ жизни. Он заявил: «На сегодняшний день вопрос о происхождении кочевничества однозначен. Кочевой образ жизни зародился в Восточной Азии примерно на рубеже 2-1 тыс. до н.э.», на территории Северной Монголии, Китая и современной России [24].

Данное утверждение противоречит общепризнанным фактам, вошедшим в научный оборот сравнительно давно. Анатолий Хазанов (1994) в своей книге «Кочевники и внешний мир» даже не рассматривал Восточную Азию как один из потенциальных регионов происхождения кочевников [25]. Другие исследователи также зарегистрировали, что распространение кочевых навыков и образа жизни в целом, из Северного Казахстана и Алтая в Монголию заняло несколько веков.

Виктор Зайберт (2018) подчеркнул: «Степная система жизни дала миру много нового. Степь была не просто коридором (соединяющим страны), как об этом писали в 18-м и 20-м веках, но порождала инновации, распространяя их по всей Евразии. В этом была великая миссия наших степных и древних культур» (круглый стол, посвященный статье Президента Н. Назарбаева «Семь граней Великой Степи») [26]. В то же время, по словам Дэвида М. Каливаса (2002), сорок лет назад Оуэн Латтимор уже представлял кочевые общества как источник культуры - признание, которое обычно предназначалось для частного клуба цивилизаций. «Это выводит работы и идеи Латтимора в качестве противовеса этноцентрическими концепциям и бросает вызов евроцентричным, а также синоцентрическим представлениям о евразийских цивилизациях» [27].

Довольно любопытно, что не только Н. Крадин, но и Т. Барфилд (1989) [28] и некоторые другие ученые никогда не упоминали, не говоря о том, чтобы попытались оспорить, например, следующее мнение признанного авторитета в Евразийском востоковедении Питера Б. Голдена: «Из предметов, найденных в курганах (курганы) этих людей, мы видим, что это была динамичная и богатая цивилизация. Их политическая, военная и общественная организация была на одном уровне, если не превосходила уровень завоеванных ими народов. Более того, у многих алтайских кочевых народов была письменная литература, отличительная черта всех развитых народов» [29, с. 13].

Как показано выше, одно дело - попытаться прояснить аспекты исследования, необходимые для получения дополнительных фактических данных, их последующей правильной интерпретации и далее - чтобы убедить в этом научное сообщество. Не менее трудным всегда было распространять восстановленные знания среди политических и общественных деятелей, особенно если те больше руководствуются своей «повесткой дня». Но указанная задача становится почти нерешаемой в нынешней «новой реальности» фальшивых истин и морали, пронизывающих все сферы человеческой деятельности, включая науку.

Неолиберализм, невежество и «культура» войны

Вездесущность неолиберального порядка считается самым большим препятствием на пути к прогрессу Знания. Основным принципом неолиберализма является обеспечение перехода на рыночные отношения всех экономических, социальных, политических, научных и даже духовных составных частей человеческой деятельности. Осквернение веры, а также дегуманизация религиозных, этнических и других социальных групп стали частью внутренней и внешней политики ряда стран.

«Разрушение Церкви сопровождалось постепенной деконструкцией ее идеологии и осквернением ее традиционного нравственного опыта» [30]. Многие из тех 98% американцев, которые, согласно опросам, всего 50 лет назад верили в Бога, перестали ходить в церковь и сделали своей «верой» неолиберальное «идолопоклонство деньгам и диктатуре», где «вся суть человека сведена к одному: потреблению» [31]. В результате «светской религиозности» общественных наук (Ашем, 2004), последняя является слугой правящего неолиберального политического класса на Западе. Значительный объем научной литературы посвящен проблемам идеологического доминирования, и даже «неолиберального расизма» и «неолиберального фашизма», которые уходят корнями в 1970-1980-е годы.

Представляется, что в основе нынешнего и будущего мирового порядка лежат две концептуальные проблемы, которые требуют дальнейшего рассмотрения.

Первое - это вопросы жизнеспособности неолиберальной системы, зародившейся в 1970-х годах, а также способности геостратегии Збигнева Бжезинского по-прежнему обеспечивать глобальное господство Америки [32] в условиях «технотронной эры». Они связаны с тем, что видение данного автора, отраженное в книге «Великая шахматная доска», предполагает «предотвращение сговора между вассалами и сохранение их зависимости от общей безопасности, сохранение покорности подчиненных и обеспечение их защиты, и недопущение объединения варваров» [33]. Подобные технократические концептуальные рамки, описывающие исключительность сверхгосударства как символа общего (западного) культурного и «идеологического наследия человечества», нашли отражение в книге Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории и последний человек» (1992) [34].

Сэмуэль Хантингтон, в свою очередь, предположил, что основной источник конфликта будет иметь культурный признак, и что основные конфликты глобальной политики будут происходить между нациями и группами различных цивилизаций [35]. Следует отметить, что критическая масса исследований по теме исключительности США подчеркивает центральность темы расовых различий во всех начинаниях государственного строительства в США, причем исторически «граница проходила, в буквальном и переносном смыслах, по линии раздела между цивилизацией и дикарями...» [36, с. 15]. Четыре компонента американской силовой исключительности: жесткость, хватка, расизм, и гипер-национализм, были определены как «неизменные координаты национализма США» [36, с. 7].

Постоянно изменяются лишь причины, лежащие в основе оправдания лозунга «Америка прежде всего» и цивилизационной миссии этой страны за рубежом. Даже мультикультурный проект был разработан в неолиберальной эпоху для того, чтобы показать, что «мультикультурное патриотическое разнообразие совместимо с оказанием поддержки американской власти» [36, с. 16]. Таким образом, вышеупомянутые и другие признанные современные философы и политологи, которые якобы были оппонентами друг другу - как их представляли в политических и общественных кругах, имели одну общую важную функцию: они создавали «морально-узаконивающие структуры», помогавшие заручиться общественным согласием. Это же применимо к сфере внешней политики, включая генерирование необходимых эмоций у публики для получения если не ее поддержки, то безразличного отношения к применению насилия.

Вторая проблема, как утверждает данное исследование, заключается в том, что сегодня именно указанные «моральные структуры» и являются линиями разлома западного истеблишмента. В 2008 году провал финансовой элиты привел к кризису политической элиты, не сумевшей привлечь банкиров к ответственности. В свою очередь, он перерос в глубокий «кризис доверия» во всем мире, так как общественность не может доверять морально коррумпированным властям. В конце концов, сам Фукуяма объявил Америку «несостоявшимся государством» [37]. Учитывая, что «неолиберальная рациональность» расширила и распространила рыночные ценности на все институты и сектор социального действия, многие ученые считают, что Америка, Запад в целом, потеряли моральный авторитет, чтобы вести человечество к «прогрессу», определяемому к тому же лишь коммерческими категориями [38, с. 39-40].

Последние создали новую реальность, которая отражается в знаменитом соотношении «1% против остальных 99%» беспрецедентно несправедливого распределения национального благосостояния. Согласно одному из определений прогресса, «страна или население осознают прогресс, когда изменение приводит к одному из следующих факторов: увеличение продолжительности жизни, снижение младенческой смертности, снижение заболеваемости, расширение возможностей людей, большее равенство, большая свобода или снижение страха перед другими людьми или перед своими собственными правителями» [39]. Более того, истинный прогресс определяется как прогресс Знания. Неолиберальная система же, наоборот, привела к кризису «псевдоправды», разрушению социальных норм, а «недоверие и подозрения специалистов и экспертов начали отравлять все большее экологическое пространство знаний и практики в нашем обществе» [40].

Моральные ценности и «переформатированный капитализм»

Несмотря на то, что глобализация является впечатляющим проявлением человеческих достижений, особенно в сфере информации и телекоммуникаций, стало очевидным, что этот процесс должен быть «менее экономичным и более гуманизированным».

Для того, чтобы сдерживать и контролировать современный крайний индивидуализм, движимый только погоней за ростом и прибылью, миру нужна альтернативная система моральных ценностей, основанная на солидарности, сострадании, уважении к другим и культурной чувствительности. Такая система, в которой ценилась бы честность, и где значимость людей определялась бы не получением личной выгоды от них, а по пользе, которую они приносят обществу. Дискуссии по некоторым из указанных и многим другим критически важным вопросам развернулись в период после окончания «холодной войны», когда международное сообщество стремилось выработать новые, правильные подходы в международной политике.

Сравнительный анализ «азиатских ценностей», «сетевого капитализма», «азиатско-тихоокеанского века» и связанных с ними проблем, таких как альтернатива западному модернизму, выполненный Ту Веймингом (2006), представляет особый интерес и заслуживает всестороннего изучения. Он отметил, что движущей силой повторной конвергенции в Азии - в отличие от конвергенции, означающей, что остальной мир будет сходиться на современном Западе, было конфуцианское гуманистическое наследие. Первый символ в «Аналектах» Конфуция - это «обучение» (xue), что объясняет успех современной «обучающейся цивилизации» Восточной Азии [41].

Столкнувшись с вызовом жизнеспособности европейских цивилизаций, страны Восточной Азии попытались справиться с ним, внедрив концепцию «Богатая нация и мощные вооруженные силы», которая впоследствии трансформировалось в «Восточная этика и западные технологии». Последнее означало изучение и принятие технологических наработок Запада, оставаясь верным духовным и моральным ценностям Востока [42].

Из этой и последующих частей анализа Ту Вейминга 1990-2000-х годов можно получить определенную картину циклического, сложного взаимодействия азиатских традиционных и современных теорий и практик. Вначале происходило осознание неадекватности местной культурной системы по сравнению с западной, что позволило странам региона достичь немыслимого до того уровня демократии и социальной справедливости. Цивилизация Восточной Азии даже отказалась от многих своих обычаев. Затем она снова стала одним из мировых экономических лидеров, в то время как вестернизация переживала спад. Сегодня, когда Восточная Азия сталкивается с острыми проблемами неолиберальной эпохи, ей снова необходимо выработать четкое представление о том, куда она хочет теперь двигаться.

Поразительно, что анализ Ту Вейминга трансформации системы ценностей в Восточной Азии практически полностью применим к постсоветским государствам в Евразии. Со времени обретения независимости некоторые из них достигли прогресса в развитии рыночной экономики и получили высокую оценку международного сообщества, как в случае с Казахстаном. В 1990-2000-х годах, выстраивая новые социальные отношения и стремясь полностью избавиться от авторитарного наследия, новые независимые государства «просто обратились к готовой культурной модели, обеспеченной западным синтезом» [43]. Но вместе с капитализмом кланового типа, сопровождающимся повсеместной коррупцией, социальной дезинтеграцией и неравенством, возник феномен, несовместимый с национальными традициями и менталитетом: тревожные уровни самоубийств среди молодежи, разводов, брошенных детей и пожилых людей. Как и страны Восточной Азии, Казахстан должен решить, в каком направлении теперь двигаться. Новое руководство страны выразило решимость восстановить социальную справедливость, что должно быть и, уверен, связано с программой «Рухани жангыру» («Модернизация общественного сознания»), нацеленной на возрождение национального духовного наследия, и его объединение с современными приоритетами. Справедливость, социальная солидарность и взаимная поддержка были основополагающими моральными ценностями предков современных казахов на протяжении тысячелетий, по крайней мере, до разрушительных колониальных царских и советских периодов.

Подобная интерпретация культурно-социальных изменений верна и для Ближнего Востока. В этом контексте следует отметить впечатляющую точность прогноза в секретном документе Совета по психологической стратегии президента Трумэна, озаглавленного: «Инвентаризация деятельности правительства США и частных организаций в отношении исламских организаций как аспекта зарубежных операций» (1957 г.): «Будущее направление развития Ислама неясно, учитывая негативную реакцию на влияние Запада и технологий на мусульманские страны. Увлечение материализмом подрывает мусульманские моральные и этические ценности, оставляя многих людей дезориентированными. Интеллектуалы в каждой мусульманской стране ищут ответы и, если не будет достигнут компромисс между исламскими принципами и текущими социальными и политическими тенденциями, духовные ценности Ислама будут утрачены, а движение к материализму ускорится» [44, с. 100].

Таким же образом теперь важно рассмотреть перспективу «Другого», т.е. человека с Запада. В последние годы наблюдаются обнадеживающие тенденции: по обе стороны Атлантики появились предвестники новой политической экономии - более справедливой, более равноправной и основанной на общественных принципах [45]. Это не просто ощущение, что что-то пошло не так с принципом «рынок все решит». Согласно документу Community Wealth Building - стратегии местного экономического развития, представленной британскими левыми силами перед публикацией осенью 2019 г. «Прогрессивного обзора IPPR» - наблюдается «явно растущий системный кризис, который выражается, в том числе, в углублении социальных и экологических проблем и угасании неолиберальной экономической модели, продолжающей генерировать опасное неравенство в распределении богатства и власти». Поэтому «нам нужно двигаться в противоположном направлении, организовывая деколонизацию наших демократических институтов и их восстановление на основе подлинно демократических ценностей и опыта» [46]. Смысл идеи, которая набирает силу в Соединенном Королевстве и Соединенных Штатах, состоит в том, чтобы выйти за рамки неолиберальной, чрезмерно «технократической и экстрактивной модели местного самоуправления» и перейти к Обществу Равных. Более того, эта идея «находится на острие глобальных устремлений, нацеленных на то, чтобы донести радикально новую повестку дня» до государственной власти на национальном уровне [47].

«Что пошло не так?», «что произошло потом?» и куда теперь двигаться. Трансверсальные ценности

Поскольку ситуация на национальных уровнях созревает для больших изменений, многие заинтересованные стороны могут быть теперь готовы рассматривать, обсуждать и принимать соответствующие глобальные концепции и стратегии, которые были представлены ранее. В частности, это относится к концепции выдающегося ближневосточного ученого Ричарда У. Буллиет (2004): «Исламо-христианская цивилизация», которая заслуживает тщательного изучения для принятия необходимых действий. Вышеизложенные «пост-неолиберальные» взгляды, которые формируются как на Востоке, так и на Западе, частично совпадают с некоторыми взглядами данного автора. Существует определенная ирония в том, что вопрос «что пошло не так?», задаваемый сегодня и на который ищут ответ в контексте краха западной неолиберальной системы, в течение нескольких десятилетий был отправной точкой для дискуссий о неудачах современного Ближнего Востока. Р. Буллиет утверждал, что правильнее было задавать вопрос: «что произошло потом?» - чтобы понять, почему и где пути мусульманских и христианских обществ, «братьев и сестер», разошлись в 16-м веке [48].

Используя примеры «модернизаторов против традиционалистов» в Турции, ухудшение системы образования в Египте и другие образцы «светских реформ» в регионе, Р. Буллиет продемонстрировал, как возрастала роль Ислама по мере того, как светские государства на Ближнем Востоке проявляли неспособность обеспечить развитие демократии. «Правящие реформаторы и их советники полагали, что цель достижения паритета с Европой не может быть достигнута без предварительного максимального укрепления авторитарной власти, а это означало уничтожение оппозиционного потенциала, представленного шариатом и улемами» [там же, с. 73]. Это дало обратный эффект в форме «общественного признания религиозных лидеров - несмотря на то, что те и были лидерами нового типа… в качестве противников тирании» [там же, с. 75].

Р. Буллиет утверждает, что Ислам совместим с демократией или экономическим ростом. Ошибкой было навязывание особых «универсальных ценностей» на Ближнем Востоке силой, например, в период после холодной войны. По его мнению, Ислам и Христианство имеют общую духовную основу, в то время как «настоящее разделение происходит между обществом, в котором личность мотивирована духовными и этическими ценностями, и обществом, в котором индивид является инструментом материалистического государства». [там же, с. 99]. Поскольку Ислам и Соединенные Штаты имеют совместимые ценности, следовательно, причина текущих конфликтов заключается в политике принуждения.

Как указано выше, более пятидесяти лет назад политическое руководство США уже имело точный анализ положения дел на Ближнем Востоке. В тот документ вошли факторы, определенные как благоприятствующие сотрудничеству с Западом (общие убеждения, противодействие атеизму, естественное дружелюбие по отношению к незнакомцам), так и несколько факторов, препятствующих такому сотрудничеству [там же, с. 100]. Кроме того, в соответствии с рекомендацией Совета президента Трумэна, в ведущих американских университетах были учреждены региональные исследования. Однако, «основатели ближневосточных исследований проигнорировали рекомендации сосредоточить деятельность на вопросах современного Ислама и, вместо этого, сфокусировали внимание на ближневосточных представителях, пытающихся вести себя как западные люди». Автор, будучи сам студентом, изучавшим Ближний Восток, рассказал о том, как теоретики университетов, охваченные идеей арабской модернизации по западной модели, в обучении студентов исходили, в целом, из «нерелевантности» Ислама [там же, с. 103].

Результат такого обучения на протяжении длительного периода проявляется в «двойственном» эффекте на политический истеблишмент и общественность: например, «сама идея создания мусульманской политической партии пугает большинство американцев, даже несмотря на то, что партии под названием «Христианские демократы» формируют правительства в нескольких европейских странах. Если посмотреть на ситуацию ближе к дому, то многие из тех, кто хочет, чтобы Ислам был вне политики, поддерживают политическую деятельность христианских фундаменталистских групп в Соединенных Штатах и/или еврейских религиозных партий в Израиле» [там же, с. 126].

Сегодня исследования Р. Буллиет о научном невежестве в области теологии, которое длится уже несколько десятилетий, могут быть подтверждены новаторскими результатами исследования антимусульманской индустрии ненависти, проведенного Центром американского прогресса (2011), в котором основное внимание было уделено 25 наиболее активным фигурам, занятым антиисламской риторикой. Только один (4%) из этих представляемых в качестве ведущих специалистов страны, имел квалификацию, которую можно приравнять к «эксперту» по Исламу. Большинство же не имеют даже высшего образования в области исламских исследований [49]. В результате, люди, которых Вашингтон поддерживал в регионе как проводников модернизации, стали тиранами, а их общества - полицейскими [там же, с. 123]. С 1950-х годов американские политики неправильно истолковывали ситуацию в мусульманском мире и, как следствие, неправильно обращались с ним.

В качестве альтернативы Запад должен начать уважать ценности исламских обществ, а не пытаться их изменить, и опираться на прочную основу общей исламо-христианской цивилизации.

Важно отметить в последней наличие факторов, подобных факторам в концепции «Степь - внешний мир»: по аналогии с оседлыми и кочевыми общинами, мусульманские и христианские общины, возникшие в одно и то же время, проходили одни и те же стадии развития, сталкивались с одинаковыми внутренними проблемами, заимствовали различные культурные элементы друг у друга, в том числе моральные, этические нормы и т.д.

Таким образом, эти выводы подчеркивают значимость трансверсальных ценностей - как сочетания лучших добродетелей и этических норм, составляющих нематериальное наследие общей цивилизации, - по сравнению с универсальными. Некоторые исследования утверждают, что более недостаточно «характеризовать свободу, рациональность, верховенство закона, права человека и достоинство личности как «универсальные» ценности, в то время как справедливость, сочувствие, праведность, вежливость, ответственность и социальную солидарность относить лишь к «азиатским ценностям» [50, с. 12]. Можно также предположить, что исследования под таким углом зрения позволят получить новые данные и концепции, необходимые для лучшего понимания указанного, недостаточно изученного контекста диалога Восток-Запад.

Там, где Восток встречается с Западом: «великая игра», религиозная терпимость и мир

Ученые тщательно исследовали «Великую игру» - соперничество между Британской и Российской империями в Центральной Азии, от ее истоков до современных проявлений. Например, объясняя попытки положить конец вековой изоляции российского государства, препятствовавшей получению статуса новой крупной державы, Петр I подчеркнул геополитическую важность Казахской степи: «Несмотря на то, что киргиз-кайсацкая Орда является степью и люди там ненадежны, эта же Орда является ключом и воротами для всех в азиатские страны» [51, с. 15; 52].

В наши дни количество научных работ, посвященных разновидностям «игр» в духе евразийской геостратегии Збигнева Бжезинского для США, выросло в геометрической прогрессии. Также проводились исследования по социально-экономическим и политическим вопросам, связанным с Центральной Евразией. Некоторым авторам удается исследовать традиции и мировоззрение кочевого народа и «центральность Центральной Азии» для международных отношений [53, с. 43; 54].

В то же время, практически не проводились исследования, в которых изучалась бы предлагаемая здесь тема (или в которых привлекалось бы внимание к ней): влияние системы ценностей степных народов на ценности соседних и других народов. Этот новый подход продиктован тем, что ученые объясняли успешные завоевания кочевниками огромных территорий только их жестокостью, воинственностью и военными навыками. Кроме того, в значительной части научной литературы утверждается, например, что цивилизационная миссия европейских и российских империй («центров») привносила моральные и этические нормы на земли племенных народов («периферии»), что, якобы, было естественным и соответствовало мир-системному подходу. Такие разъяснения неубедительны по нескольким причинам.

Во-первых, они противоречат общеизвестному факту: империи могли управлять и поддерживать себя только тогда, когда сила применялась одновременно с идеологией. Подтверждением тому является феномен «крупнейшего по территории государственного образования в истории», Монгольской империи. Кочевые ценности, как часть имперской идеологии, охватывали всех подданных и стали их моральными ценностями, как минимум, частично.

Во-вторых, задокументированы также различные случаи «цивилизации в обратном направлении», то есть от «варваров» к «цивилизаторам» [55].

Наконец, можно предположить, что, аналогично вышеприведенному сравнению технологического и культурного развития кочевых и оседлых народов, сравнение их моральных ценностей также показало бы, что кочевники были на одном уровне, если не превосходили земледельцев. Это относится как к моральным обязательствам (в религиозных рамках), так и к моральным достоинствам человека (чертам характера, которые определяют нравственно хорошие или достойные восхищения понятия).

«Казахи тоже всегда были мирными людьми, воевавшими, когда были вынуждены это делать, с великим мастерством, но они предпочитали войне умелую дипломатию и торговлю, основанную на развитии отношений. Степь научила их этим ценностям. Никто не мог вести войны в степи в глубине беспрецедентной евразийской зимы и ее, очевидно, бесконечных ночей неумолимой тьмы и холода. В такой среде само выживание всегда было вызовом для физических возможностей человека» [56].

Это объясняет, почему Ибн Халдун, философ и экономист 14 века, признанный многими «отцом социологии», разработал концепцию социальной сплоченности или групповой солидарности - асабия, на примере отношений братства между элитными воинами класса мамлюков-кипчаков, родом из степи, в Султанате Египта. Ибн Халдун пришел к выводу, что степень силы этого родства является основным фактором, который определяет стабильность государства или империи, а также циклический характер процесса их взлетов и падений [Аль-Мукаддима]. Помимо khushdash|yah (братство по оружию) он восхищался другими сильными качествами кипчакских мамлюков: «Мамлюки приняли Ислам с решимостью истинных верующих, в тоже время сохранив свои кочевые добродетели, не оскверненные пороком похотливых удовольствий» [57]. Мамлюки установили уникальное правление, систему, которая давала возможность прихода к власти и вознаграждения ее членов на основе их личных заслуг: навыков, достижений, авторитета - вместо системы наследования, которая ранее была широко распространена в регионе.

В книге Селия де Анка (2012), «За границами трайбализма. Управляя идентичностью в разнообразном мире», отмечается, что берберы и арабские бедуины из пустынь самого дальнего западного участка Евразийского степного пояса также сыграли важную роль в укреплении социальных связей исламских империй. Их «объединяют одни и те же характеристики: строгий моральный кодекс с акцентом на уважение. Во многих отношениях кочевники разделяют некоторые ценности североевропейцев; они благочестивы и строги; отвергают роскошь и расточительство, и испытывают сильную любовь к природе» [58]. В этом контексте Селия де Анка подчеркивает, что «номады Центральной Азии были особенно важны для исламского мира, в частности, монголы и тюрки из алтайской языковой семьи. Имея такие же добродетели, что и у кочевников южных пустынь, они к тому же обладали особыми качествами» [там же].

Среди последних исследователи отмечают культуру толерантности и сосуществования, наследственного признака тюркских кочевников. В качестве примера, целесообразно привести описание Гарри Норрисом (2004) посещения Крыма знаменитым путешественником Ибн Баттутой: «Хорошо известно, что среди кипчаков и других мусульман Крыма того времени были ученые и суфии, жившие по соседству с караимами и восточными христианами. Ибн Баттута также особо упоминает среди них «христиан-кипчаков». Такое сосуществование, сохранившееся на протяжении беспокойных столетий, можно было наблюдать и позже, когда караимы, армяне и мусульмане Золотой Орды жили бок о бок в крепости Чуфут-Кале, недалеко от последней крымскотатарской столицы Бахчисарай. Наблюдения Ибн Баттуты показывают некоторые неортодоксальные черты того человеческого контакта и диалога между конфессиями, которые исповедовались или были разрешены в Крыму [59].

Такая толерантность сочетается с культурой сосуществования, они рассматриваются как признанные характеристики столицы Золотой Орды Сарая. Крымский полуостров на протяжении многих веков был плавильным котлом культур. Во времена Золотой Орды эта особенность ее жизни расширялась с точки зрения географических параметров, и углублялась за счет использования разрозненных духовных источников. Происхождение последних нужно искать на Востоке, особенно в землях между Кавказом, устьем Волги и Центральной Азией» [60].

Высокие моральные качества людей Степи описываются в книге Эдриан Мур, «Амазонки» (2014): «Универсальный поиск баланса и гармонии между мужчинами и женщинами, созданий, которые, одновременно, так похожи и так различаются между собой, лежит в основе всех преданий об амазонках». Интересно, что, хотя многие ученые до сих пор ссылаются на «мифы» или «сказки» во всех случаях, касающихся амазонок, автор привел убедительные аргументы в пользу того, что они реально существовали: «Образы независимых женщин Скифии глубоко переплелись в сознании греков уже более чем за двадцать пять сотен лет до того, как современные археологи и классики начали понимать, что женщины-воины действительно существовали и влияли на греческие традиции» [61, с. 11, 12].

Археологические находки в Казахстане показали, что из шести «золотых людей», включая знаменитого скифского «золотого воина», обнаруженного в 1969 году в г. Иссык (существуют предположения, что это женское захоронение, а не мужское), двое были «золотыми принцессами». Воинственные кочевые общества, где женщины были равны по статусу мужчинам, потрясали и очаровывали греков и другие современные европейские народы, которые сами относились к женщинам как к собственности, и обращались с ними соответствующим образом. Очевидно, следует также учитывать, что Папа Иоанн Павел II во время своего визита в Казахстан в 2001 году (автор имел честь принять участие в организации визита) назвал эту нацию «примером гармонии между мужчинами и женщинами». «Страной, в которой мир может видеть согласие и гармонию между различными народами - красноречивый призыв ко всем людям жить вместе в мире, открытости и в процессе познания друг друга...» [62]

Как было показано выше в рассказе Прискуса Панийского, гунны вели, в основном, мирный, размеренный образ жизни. Последние данные подтвердили, что гунны и подданные Римской империи жили бок о бок, и не обязательно в «конвульсиях насилия». Д-р Сюзанна Хакенбек из Кембриджского департамента археологии предполагает, на основе нового археологического анализа, что «гунны могли привнести образ жизни, который переняли некоторые фермеры в данном регионе, и при этом сами учились у местных жителей, оседая среди них… Похоже, что эта новая информация проявила определенную степень сотрудничества и сосуществования людей, живших в пограничной зоне. Отнюдь не столкновение культур, а чередование образов жизни могло быть для них страховым полисом в нестабильные политические времена» [63].

В предыдущих разделах обсуждалось, что привлекательность степного кочевого образа жизни для оседлых людей может объясняться рядом взаимосвязанных факторов. Беспримерные воинские навыки, технологии, шедевры предметов искусства из золота и серебра, а также такие эгалитарные ценности, как справедливость и солидарность номадов - все это шокировало и приводило в восторг земледельцев. В то же время, обе общины не просто обменивались товарами, они заимствовали друг у друга обычаи, языки и культуры в целом. В пограничных зонах два общества сливались друг с другом, объединение культур, языков и ценностей могло даже привести к формированию общей идентичности.

 Другой областью первостепенной важности, из которой исходят все другие приоритеты человеческой деятельности, и которая не могла быть «предметом компромисса» в древности, является религия. Для указанных двух общин были свойственны разные мировоззрения, что обусловлено естественными факторами, специфическими для каждой из них: способами производства, образом жизни, и т.д. В тоже время, на ощущение кочевниками чувства собственного превосходства над соседями-соперниками-партнерами мог влиять тот факт, что первые верили во всесильного Тенгри (существует ряд исследований, свидетельствующих, что эта религиозная система лежит в основе монотеизма), в то время как современные им европейские оседлые народы были язычниками и идолопоклонниками.

Кристофер П. Атвуд (2004) подчеркивает, что религиозная политика варваров предвосхитила Просвещение второго века цивилизованного общества: «Но именно религия Шынгыса [Чингис] больше всего заслуживает нашего восхищения и оваций. Католические инквизиторы Европы, которые с жестокостью защищали всякий вздор, могли быть посрамлены примером варвара, который предвосхитил уроки философии, и создал свои законы системы чистого единобожия и совершенной толерантности. Его первой и единственной заповедью о вере было существование единого Бога, Творца всего сущего, заполнившего своим присутствием небеса и землю, которые он создал своей властью» [64].

Этика степной дипломатии как образ жизни и способ решения проблем

Повсеместное проявление дипломатии между оседлыми и кочевыми империями было естественным явлением, поскольку они должны были постоянно иметь дело друг с другом по вопросам «войны и мира», как на тактическом, так и на стратегическом уровнях. Следует отметить, что инициатива такого общения часто исходила от оседлых людей. Например, Римская империя отправила два посольства к тюркским ханам, соответственно, в 568 и 576 годах н.э. - при зарождении Первого Тюркского каганата [65].

В свою очередь, исследование Мари Фаверо (2017) «Золотая Орда и мамлюки» развивает тему обмена дипломатическими посланниками между этими двумя субъектами в течение почти двух столетий. Оспорив традиционные взгляды на «мамлюко-джучидскую дипломатию» как на непрочный союз, ее анализ показал, что два лидера, Хан Берке и Султан Бейбарс, осуществляли полноценную внешнюю политику. «Джучиды и мамлюки разделяли политические и экономические цели, они формализовали и защищали взаимообмены на основе договоров и достигнутых договоренностей, а также пытались координировать свои стратегии, чтобы противостоять изменяющейся политической среде. Они разработали формы коммуникации между обществами с различными языками и традициями. Верили, что дипломатия может изменять положение вещей, и использовали ее в этих целях» [66]. Соответственно, «долгосрочные отношения Султаната мамлюков и Золотой Орды оказали сильное влияние не только на обе империи, но и на весь межрегиональный баланс» [там же]. Изображение двуглавого орла, найденного на монетах в различных местах территории Золотой Орды, могло быть символом проекции силы указанного альянса на Восток и Запад. Интересно, что двуглавый орел, смотрящий, одновременно, на две противоположные стороны света, является официальным гербом России на протяжении веков и связывается с традициями Византийской империи.

...Из окон «Президент-отеля», в котором организована данная Конференция, можно увидеть церковь Святого Николая Чудотворца, четыре купола которой украшают кресты, а центрального купола - крест и полумесяц. Последний «комбинированный символ», по мнению некоторых экспертов, напоминает о том периоде истории России, когда христиане и мусульмане молились в общих храмах.

Вышеуказанные примеры являются удивительным доказательством того, что люди, жившие бок о бок на протяжении веков, развивали взаимоотношения, основанные на взаимном уважении и взаимных интересах. Последние, ставшие основополагающими принципами дипломатии в древности, к сожалению, в значительной степени оказались ослаблены и не поддерживаются сегодня. «Если мы не будем смотреть на дипломатию исключительно с точки зрения государственного управления, тогда станет возможным переход к этике дипломатии как к образу жизни. То очень значительное, что было получено нами от гуманистической культуры - это «идея сосуществования и обмена» [67]. Данная идея отражает как мы вместе живем и относимся к другим, а также делимся с ними материальными и духовными мировыми ресурсами [там же].

Переход от монолога к диалогу

В предыдущих разделах обсуждались некоторые аспекты диалога Восток-Запад, связанные с моральными ценностями различных культур, и их взаимным влиянием. В этом плане дипломатические отношения играли и играют особую роль в доведении до контрпартнеров не только своих политических, экономических позиций, но и культурно-идеологических приоритетов. Перспективы Диалога во многом зависят от сближения взглядов его участников на суть и цели человеческого прогресса как прогресса Знаний. Причем данный процесс не описывается прямой линией роста. Очередным подтверждением тому является парадокс современности: на фоне глобальных усилий по строительству информационного «общества знаний» и создания больших баз данных наблюдается тотальное невежество людей в ряде жизненно важных областей. Более того, известные авторы предрекают даже, что новейшие технологии могут иметь тяжелые последствия в виде возвращения «темных веков», когда знания и культура существуют, но почти утеряны, а общество становится менее цивилизованным и более иррациональным.

Действительно, в 21 веке культурное и теологическое невежество упало до беспрецедентно низкого уровня. Исследование «Форума по вопросам религии и общественной жизни» оценило знания американцами своих собственных систем верований и систем верований других людей, на основе вопросника из 32 пунктов. Атеисты и агностики правильно ответили, в среднем, на 20,9 вопросов. Евреи и мормоны набрали 20,5 и 20,3 балла соответственно, в то время как протестанты, в целом, правильно ответили на 16 вопросов, а католики - только 14,7 [68]. Учитывая приведенные данные об уровне знания американцами собственной религии, их понимание «противоположной» веры стремится к нулю. Подобным образом, великое наследие европейского гуманизма, отразившееся ранее в творчестве, искусстве, гуманитарных науках, росте научных знаний, а также в многогранном подходе к искусству управления и образования, осталось в прошлом.

С другой стороны, в мире наблюдаются некоторые обнадеживающие тенденции. Они способны придать импульс возобновлению международным сообществом усилий по обеспечению перехода от монолога к Диалогу, обсуждению принципов нового мирового порядка.

«Если внимательнее посмотреть на человеческую историю, мы обнаружим, что ранее цивилизации постоянно контактировали друг с другом, вырастали и развивались благодаря этим контактам. Это и есть то, что называется «диалогом между цивилизациями». Диалог, в действительности, подразумевает взаимообмен, а не коммерцию (курсив мой - А.Т.) [69].

Концепция межкультурного диалога возникла, когда Генеральная Ассамблея ООН провозгласила 2001 год Годом диалога между культурами Организации Объединенных Наций, в ответ на предложение Президиума Исламского саммита в 1998 году. Диалог цивилизаций довольно хорошо институционализирован в международной системе: ООН провозгласила 2001 год Годом диалога цивилизаций; Европейская комиссия учредила Консультативную группу высокого уровня по европейско-средиземноморскому диалогу в 2004 году; Инициатива Альянса цивилизаций и Группа высокого уровня ООН по диалогу цивилизаций были созданы в 2006 году. Исламский саммит уполномочил Исламскую Организацию по Образованию, Науке и Культуре (ИСЕСКО) осуществлять все программы в исламском мире, связанные с межкультурным диалогом. Для поддержания диалога были разработаны соответствующие модальности и специальные стратегии ИСЕСКО. Кроме того, в этой сфере активные усилия предпринимают известные международные НПО, такие как Фонд диалога между цивилизациями, Центр диалога, Евро-средиземноморский фонд Анны Линд для диалога культур.

«В отсутствие четко определенных норм для диалога между последователями религий, культур и цивилизаций на основе незыблемых гуманитарных принципов и уважения духовных, культурных и цивилизационных ценностей, присущих небесным посланиям и их учениям… мировой порядок не смог достичь своей гуманитарной цели» [ 70, с. 8]. Поэтому, по мнению экспертов, ключевые подходы сторон и темы повестки дня, которые будут обсуждаться в рамках Диалога, должны быть заранее согласованы. При этом, как показано выше, трансверсальные (а не универсализированные) моральные ценности следует включить в число приоритетных пунктов повестки. Такая общая платформа и позитивный фон позволили бы сторонам конструктивно и эффективно двигаться дальше.

Выводы

В этой статье показано, что в контексте отношений Восток-Запад Евразийская Степь служила, вплоть до конца 16-го века, не только как мост для обмена инновациями, идеями, товарами и искусством, но и в качестве их источника для многих народов. Возрастание научного интереса к важности Степи для изучения международных отношений и культуры мира весьма обнадеживает. Однако, пока такой интерес не оказал существенного влияния на стереотипное представление о кочевом цивилизационном наследии. Именно поэтому, будучи убежденным, что многие клише в ближайшее время развалятся, автор провел данное исследование, чтобы высветить и предварительно обосновать новую область исследований: влияния моральных качеств кочевников на систему ценностей других народов.

Возрождение древнего гуманистического наследия номадов, включая механизмы социальной солидарности, взаимной поддержки, а также принципов равенства и справедливости, особенно актуально, учитывая их деградацию в настоящее время.

В будущем это может привести к интересному дискурсу об общих ценностях и идентичности оседло-кочевых, а также исламо-христианских обществ, как основы трансверсальных ценностей. Последние должны быть в центре глобальной повестки дня, так как насильственная неолиберальная идея «все на продажу», наносит ущерб всем аспектам человеческой деятельности и становится все более неадекватной.

В свою очередь, дипломатия, как практика знаний, должна больше ориентироваться на осознании культурных и исторических нюансов в качестве ключевого навыка дипломатов. По крайней мере, такой навык должен цениться наравне с мастерством в процессе принятия технократических решений и их реализации.

Список литературы

1. Zaibert, Victor. The first horse herders and the impact of early Bronze Age steppe expansions into Asia. Science. Vol.360. Issue 6396. 29 June 2018.

2. Scott, Catherine V. Neoliberalism and U.S. Foreign Policy: from Carter to Trump. Palgrave Macmillan, 2019.

3. «Cultural Diversity and Transversal Values: East-West Dialogue on Spiritual and Secular Dynamics.» UNESCO, 2006.

4. Bulliet, Richard W. The Case for Islamo-Christian Civilization. Columbia University Press, 2004.

5. Neumann, Iver & Wigen, Einar. (2013). The Importance of the Steppe in the Study of International Relations. Journal of International Relations and Development, Volume 16, Issue 3, pp. 311-330.

6. Bonora, Gian Luca. «Guide to Kazakhstan. Sites of Faith, Sites of History.» 2010, www.academia.edu/17234290/Guide_to_Kazakhstan_Sites_of_Faith_Sites_of_History.

7. Craughwell, Thomas J. HOWTHE BARBARIAN INVASIONS SHAPED THE MODERN WORLD: the Vikings, Vandals, Huns, Mongols,... Goths, and Tartars Who Razed the Old World and For. CRESTLINE, 2018. pp.10-11

8. Gordon, C. D. The Age of Atilla: Fifth-Century Byzantium and the Barbarians. Barnes & Noble, 1993.

9. Priscus, fr. 8 in Fragmenta Historicorum Graecorum, Priscus at the court of Attila, Translation by J.B. Bury

10.Gordon, C. D. The Age of Atilla: Fifth-Century Byzantium and the Barbarians. Barnes & Noble, 1993, p.16.

11.Varoli, John. «Scythian Gold From Siberia Said to Predate the Greeks.» New York Times, 9 Jan. 2002, archive.nytimes.com/www.nytimes.com/learning/students/pop/articles/09GOLD.html.

12.Gertcyk, Olga. «FOCUS ON TUVA: Stunning Treasures - and Macabre Slaughter - in Siberia's Valley of the Kings.» The Siberian Times, 11 Feb. 2016, siberiantimes.com/science/casestudy/features/f0212-focus-on-tuva-stunning-treasures-and-macabre-slaughter-in-siberias-prehistoric-valley-of-the-kings/?comm_order=&c_page=2.

13.Dunn, Stephen P. «Front Matter.» American Anthropologist, vol. 80, no. 1, 1978, doi:10.1525/aa.1978.80.1.02a00000.

14.»Book Notes.» American Anthropologist, vol. 80, no. 3, 1978, pp. 745-751. JSTOR, .

15.Kradin, Nikolay. CULTURAL COMPLEXITY OF PASTORAL NOMADS. 2006, p. 6. Department of Archaeology. Institute of History, archaeology and ethnology. Far East Branch of the Russian Academy of Sciences, https://socio.ch/evo/Kradin.pdf.

16.Beckwith, Christopher І. Empires of the Silk Road: a History of Central Eurasia from the Bronze Age to the Present. Princeton Univ. Press, 2011, p.58.

17.Britannica, The Editors of Encyclopaedia. «Scythian.» Encyclopædia Britannica, Encyclopædia Britannica, Inc., 1 Mar. 2019, .

18. Alaev, Leonid B.1982 Opyt tipologii srednevekovykh obshchestv Azii [The Experience of typology of mediaeval Asian societies], in Tipy obshchestvennykh otnosheniy na Vostoke v srednie veka (L.B.Alaev, ed.). Moscov: Nauka. pp.6-59.

19.Kradin, Nikolay. Ancient Steppe Nomad Societies, 2018, p.2, Subject: Central Asia, Ethnohistory Online Publication Date: May 2018 DOI: 10.1093/acrefore/9780190277727.013.3

20.Morgan, Lewis Henry. Ancient Society: or, Researches in the Lines of Human Progress from Savagery through Barbarism to Civilization.1877. pp.41-42

21.Zaibert, Victor. The first horse herders and the impact of early Bronze Age steppe expansions into Asia. Science. Vol.360. Issue 6396. 29 June 2018.

22.Linduff K.M. (2008) Metallurgy in Ancient Eastern Eurasia. In: Selin H. (eds) Encyclopaedia of the History of Science, Technology, and Medicine in Non-Western Cultures. Springer, Dordrecht

23.Morgan, Lewis Henry. Ancient Society: or, Researches in the Lines of Human Progress from Savagery through Barbarism to Civilization.1877. p.27

24.Kradin, Nikolay. Ancient Steppe Nomad Societies, 2018:2, Subject: Central Asia, Ethnohistory Online Publication Date: May 2018 DOI: 10.1093/acrefore/9780190277727.013.3

25.Khazanov, Anatoly M. Nomads and the Outside World. University of Wisconsin Press, 1994.

26.Kazinform. Renowned Kazakh historian mulls over steppe’s values, ancient cultures. 29 Nov. 2018. https://lenta.inform.kz/en/renowned-kazakh-historian-mulls-over-steppe-s-values-ancient-cultures_a3469713.

27.Kalivas, David Reviews on: Owen Lattimore. Desert Road to Turkestan. New York: Kodansha International,1995

Owen Lattimore. High Tartary. New York: Kodansha International, 1994//

Owen Lattimore. Inner Asian Frontiers of Asia. Oxford: Oxford University Press, 1989//

Owen Lattimore. Mongol Journeys. New York: Doubleday, 1941//

Owen Lattimore. Pivot of Asia: Sinkiang and the Inner Asian Frontiers of China and Russia. Boston: Little, 1950//

Owen Lattimore. Studies in Frontier History: Collected Papers, 1928-58. https://www.h-net.org/reviews/showrev.php?id=6705

28. Barfield, Thomas J. The Perilous Frontier: Nomadic Empires and China. Blackwell, 1989.

29.Golden, Peter B. Khazar Studies: an Historico-Philological Inquiry into the Origins of the Khazars. Akadémiai Kiadó, 1980, p.13.

30.Hashem, Mazen. «Social Capital, Civil Society, and the Question of Values.» Center for Global Studies & Islamic Studies Program, 24 Sept. 2004. Web.

31.Evangelii Gaudium: Apostolic Exhortation on the Proclamation of the Gospel in Today's World Francis, 24 Nov.2013, w2.vatican.va/content/francesco/en/apost_exhortations/documents/papa-francesco_esortazione-ap_20131124_evangelii-gaudium.html.

32.Brzezinski, Zbigniew. Between Two Ages: America's Role in the Technetronic Era. 1970.

33.Brzezinski, Zbigniew. The Grand Chessboard: American Primacy and Its Geostrategic Imperatives. Basic Books, 1997, p.40.

34.Fukuyama, Francis. The End of History and the Last Man. Francis Fukuyama. Perennial, 1992.

35.Huntington, Samuel. «The Clash of Civilizations?.» Foreign Affairs, 1 June 1993.

36.Scott, Catherine V. Neoliberalism and U.S. Foreign Policy: from Carter to Trump. Palgrave Macmillan, 2019, p.15.

37.Fukuyama, Francis. «America: The Failed State.» Prospect Magazine, 13 Dec. 2016.

38.Brown, Wendy. Edgework: Critical Essays on Knowledge and Politics. Princeton University Press, 2006, pp.39-40.

39.Mencken H.L. The Meaning of Progress. Standford University. Web. https://web.stanford.edu/~moore/Chapter1.pdf.

40.Enfield, Nick. «We're in a Post-Truth World with Eroding Trust and Accountability. It Can't End Well.» The Guardian, 16 Nov. 2017, .

41.»Cultural Diversity and Transversal Values: East-West Dialogue on Spiritual and Secular Dynamics.» UNESCO, 2006. p.8-9.

42.»Cultural Diversity and Transversal Values: East-West Dialogue on Spiritual and Secular Dynamics.» UNESCO, 2006. pp.135-136.

43.»Cultural Diversity and Transversal Values: East-West Dialogue on Spiritual and Secular Dynamics.» UNESCO, 2006.

44. Bulliet, Richard W. The Case for Islamo-Christian Civilization. Columbia University Press, 2004.p.100.

45.Beckett, Andy. «The New Left Economics: How a Network of Thinkers Is Transforming Capitalism.» The Guardian, 25 June 2019, .

46.O'Neill, Martin, and Joe Guinan. «Joe Guinan and Martin O'Neill (2019) - ‘From Community Wealth Building to System Change: Local Roots for Economic Transformation’ -- Forthcoming in IPPR Progressive Review (Spring 2019) (Pre-Publication Version).» IPPR Progressive Review (2019): n. pag. Print.

47.O'Neill, Martin, and Joe Guinan. «Joe Guinan and Martin O'Neill (2019) - ‘From Community Wealth Building to System Change: Local Roots for Economic Transformation’ -- Forthcoming in IPPR Progressive Review (Spring 2019) (Pre-Publication Version).» IPPR Progressive Review (2019): n. pag. Print.

48.Bulliet, Richard W. The Case for Islamo-Christian Civilization. Columbia University Press, 2004.

49.Not Qualified. Exposing the Deception behind America's 25 Top Pseudo Experts on Islam.» Muslim Public Affairs Council, d3n8a8pro7vhmx.cloudfront.net/nnaac/pages/569/attachments/original/1411496666/MPAC-25-Pseudo-Experts-On-Islam.pdf?1411496666. Web.2012.

50.»Cultural Diversity and Transversal Values: East-West Dialogue on Spiritual and Secular Dynamics.» UNESCO, 2006.p.12.

51.Hanykov Y.V. Raznie bumagi general-maiora Tevkeleva ob Orenburgskom krae і kirgiz-kaisackih ordah// Vremennik Moskovskogo obshestva istorii і drevnostei rossiskih. Kn. 13. M., 1852. Otd. 3. Smes. stranica 15. (Ханыков Я. В. Разные бумаги генерал-майора Тевкелева об Оренбургском крае и киргиз-кайсацких ордах // Временник Московского общества истории и древностей российских. Кн. 13. М., 1852. Отд. 3. Смесь. С.15)

52.DONNELLY, ALTON S. «Peter the Great and Central Asia.» Canadian Slavonic Papers / Revue Canadienne Des Slavistes, vol. 17, no. 2/3, 1975, pp. 212-217. DOI: 10.1080/00085006.1975.11091405

53.Frank, Andre Gunder. The Centrality of Central Asia. VU University Press, 1992. p.43.

54. Neumann, Iver & Wigen, Einar. Journal of International Relations and Development, July 2013, Volume 16, Issue 3, pp. 311-330.

55.Osterhamme, Jürgen. The 2005 Annual Lecture «Europe, the «West» and the Civilizing Mission.» The German Historical Institute. London. 2006.

56.Walters, Alex. Edge KZ. The Kazakh Steppe: Ancient Culture Informs Modern World. https://www.edgekz.com/kazakh-steppe-ancient-culture-informs-modern-world/. last accessed: July 2019. Web.

57.Mazor, Amir. The Rise and Fall of a Muslim Regiment: the Manṣūriyya in the First Mamluk Sultanate, 678/1279-741/1341. V&R Unipress, 2015.

58.Anca, Celia de. Beyond tribalism. Managing identity in a diverse world. Palgrave Macmillan. 2012. pp.223-224.

59.Norris, Harry. «Ibn Battuta on Muslims and Christians in the Crimean Peninsula.» Iran & the Caucasus, vol. 8, no. 1, 2004, pp. 7-14.

60.Norris, Harry. «Ibn Battuta on Muslims and Christians in the Crimean Peninsula.» Iran & the Caucasus, vol. 8, no. 1, 2004, pp. 7-14.

61.Mayor, Adrienne. The Amazons: Lives and Legends of Warrior Women across the Ancient World. Princeton University Press, 2016.

62.Kazakhs let Faiths thrive. The Washington Times. Feb. 25 2005. https://www.washingtontimes.com/news/2005/feb/25/20050225-094306-9016r/.Web.

63.Hakenbeck SE, Evans J, Chapman H, Fóthi E. Practising pastoralism in an agricultural environment: An isotopic analysis of the impact of the Hunnic incursions on Pannonian populations. PLoS ONE, 2017 DOI: 10.1371/journal.pone.0173079

64.Atwood, Christopher P. «Validation by Holiness or Sovereignty: Religious Toleration as Political Theology in the Mongol World Empire of the Thirteenth Century.» The International History Review, vol. 26, no. 2, 2004, pp. 237-256. DOI: 10.1080/07075332.2004.9641030.

65.J. B. Bury. «The Turks in the Sixth Century.» The English Historical Review, vol. 12, no. 47, 1897, p. 417

66.Favereau, Marie. «The Golden Horde and the Mamluks: the Birth of a Diplomatic Set-Up (660-5/1261-7)». Mamluk Cairo, a Crossroads for Embassies. Leiden, The Netherlands: Brill, 2018. https://doi.org/10.1163/9789004384637_008 Web.

67.Constantinou, Costas M. «Between Statecraft and Humanism: Diplomacy and Its Forms of Knowledge.» International Studies Review, vol. 15, no. 2, 2013, pp. 141-162. Doi: https://doi.org/10.1111/misr.12037. Web.

68.»U.S. Religious Knowledge Survey.» Pew Research Center's Religion & Public Life Project. 19 Dec. 2017, www.pewforum.org/2010/09/28/u-s-religious-knowledge-survey/.

69.Hattori, Eiji. The Silk Road as routes of dialogue among civilizations. Cultural Diversity and Transversal Values. UNESCO.2006. p.53.

70.Abdulaziz, Altwaijri Othman. The Alliance of Civilizations and Building a New World Order. Islamic Educational, Scientific and Cultural Organization. 2015.  

Информация об авторе

Родился в 1961 году. Окончил Санкт-Петербургский государственный университет телекоммуникаций им. проф. М.А.Бонч-Бруевича и Казахский университет международных отношений и мировых языков им. Абылай хана; находился на дипломатической службе в Посольстве Казахстана в США и Канаде, а также в качестве Посла в Норвегии. В настоящее время работает в Исламской Организации по Образованию, Науке и Культуре (ИСЕСКО, Рабат, Марокко).

Тел.:+212 618 357074;+77015119951. Email: askarst@yahoo.com