Поделиться статьей:

23:12, 01 октября 2007

Права требования как объекты гражданских прав

zakon.kz, фото - Новости Zakon.kz от 01.10.2007 23:12

Фото: zakon.kz

Исторически, с развитием товарооборота, появилась необходимость включения прав требования в число объектов гражданских прав. «Превратившись главным образом в имущественное отношение, обязательство стало на путь циркуляции и само сделалось объектом оборота» /1/. Так как имущественные права невозможно было, исходя из их природы, отнести (как в римском праве) к категории вещей, со временем они стали относиться к категории имущества. Именно в этом качестве они присутствуют в гражданских кодексах многих стран, и ГК РК не является исключением. Преподаватель, соискатель кафедры гражданского права АЮА КазГЮУ Ю. Галинская аргументирует свою точку зрения.

Права требования

как объекты гражданских прав

Статья 115 ГК РК делит объекты на имущественные и неимущественные блага и права и затем в п. 2 относит к имущественным благам и правам (имуществу) вещи, деньги, в том числе иностранную валюту, ценные бумаги, работы, услуги, объективированные результаты творческой деятельности, фирменные наименования, товарные знаки и иные средства индивидуализации изделий, имущественные права и другое имущество.

Сразу бы хотелось отметить, что, например, в ст. 128 российского ГК, посвященной объектам гражданских прав, не делается деления на имущественные и неимущественные блага и права, а просто дается перечисление, что к объектам гражданских прав относятся вещи, включая деньги и ценные бумаги, иное имущество, в том числе имущественные права; работы и услуги; результаты интеллектуальной деятельности, в том числе исключительные права на них (интеллектуальная собственность); нематериальные блага. По мнению Ю.Г. Басина, исключение личных неимущественных благ и прав из данного перечня в российском ГК вытекает из принципов российского гражданского законодательства, которое исходит из того, что личные неимущественные права защищаются гражданско-правовыми методами, но не регулируются ими (см. ст. 2 ГК РФ) /2/.

Л.А. Чеговадзе пишет, что «конструкция статьи не содержит определения имущественного права, но дает основания заключить, что, не относясь к разряду вещей, денег или ценных бумаг, оно включено в состав «иного имущества» /3/.

При этом, говоря о правах требования как об объектах гражданских прав, необходимо указать на наличие в цивилистической науке таких дискуссионных вопросов, как понятие «объекта гражданских прав», его соотношение с понятием «объект гражданских правоотношений», возможности отнесения прав требования к разряду имущества, а также о самой возможности перехода субъективных прав и обязанностей к другому лицу.

1. С давних времен в цивилистической науке идет спор о возможности отнесения имущественных прав к объектам гражданских прав. В.В. Байбак указывает, что конструкция «право на право» была разработана в германской цивилистике XIX века. Мнения немецких ученых по вопросу о том, могут ли права быть объектами субъективных прав, разделились. В поддержку конструкции «право на право» высказывались Беккер, Бремер, Гирке, Леонгард, Вендт, Бирлинг, Эндеманн, Кроме. Им оппонировали И. Колер, Ф. Регельсбергер /4/. В.В. Байбак также указывает, что в российском дореволюционном праве в поддержку данной конструкции высказывались К.Д. Кавелин, К.Н. Анненков, К.П. Победоносцев. Против высказывались Д.И. Мейер, Ю.С. Гамбаров, Г.Ф. Шершеневич, Д.Д. Гримм /5/.

Некоторые авторы пытаются подвести категорию имущественных прав под тот или иной институт римского права. По мнению В.В. Байбака, отправной точкой в обсуждении конструкции «право на право» следует считать категорию «бестелесных вещей», появившуюся в римском праве. Однако В.В. Байбак, изучив мнение таких дореволюционных юристов, как Ю.С. Гамбаров, Н.Л. Дювернуа, С.А. Муромцев, приходит к выводу о том, что отнесение неосязаемых благ, в частности, требований, к числу «вещей» не должно наводить на ложную мысль о том, что римские юристы подчиняли требования правовому режиму вещей и считали их объектами права собственности. «В римской юриспруденции, вообще не склонной к обобщениям, не было создано общее учение об объектах гражданских прав. Поэтому положения, сформулированные применительно к res incorporales, не послужили основой для признания требований объектами субъективных гражданских прав» /6/.

Бестелесные вещи в римском праве могли становиться объектами прав на чужие вещи /7/. Мы уже указали на принадлежность прав требования в римском праве к категории бестелесных вещей. Более правильной нам представляется позиция В.В. Брагинского. Он также указывает на то, что признание «права объектом права» имеет свои корни в римском праве. Имеется в виду, что наряду с вещами объектом права собственности признавалось iura in re aliena. При этом к числу таких «прав на чужую вещь» относились «права на пользование чужой вещью» (сервитуты) и «права на распоряжение чужой вещью» (залог, то, что И.А. Покровский называл «залогоподобным правом») /8/. Однако в наши дни, с развитием института объектов гражданского права, считаем данное деление вещей на телесные и бестелесные устаревшим. В римском праве не было разработано понятие объекта, чем и было обусловлено данное деление. В наши дни имущественные права, безусловно, оправданно относятся к имуществу. Мы согласны с М.К. Сулейменовым в том, что неверно «утверждение о наличии т.н. бестелесных вещей (в частности, безналичные деньги, ценные бумаги и т.п.). В данном случае происходит смешение с понятием «имущество», которое шире, чем понятие «вещь», и включает в себя, кроме вещей, еще и обязательственные права. Поэтому если на наличные деньги у субъекта возникает право собственности, то на безналичные деньги, находящиеся в банковском обороте, - обязательственное право требования» /9/. В связи с этим вызывает огромное удивление наличие в современной науке приверженцев теории бестелесных вещей /10/. Д.А. Братусь, например, предлагает поставить главенствовать вещь над правами, опираясь именно на необходимость наличия института бестелесных вещей /11/. Недопустимо такое грубое слияние обязательственных и вещных прав. Не является аргументом неправильно истолкованная Д.А. Братусем цитата В.М. Хвостова: «Мы не говорим, обыкновенно, о продаже права собственности на лошадь, а прямо говорим о продаже лошади». Но ведь право собственности - это вещное право! Причем здесь имущественные права? Или непонятная интерпретация цитаты З.М. Черниловского: «В наше время загрязнение окружающей среды, включая воздух, которым мы дышим, приблизило атмосферу к понятию вещи. То же может быть сказано и о фантастических для наших предков притязаниях, связанных с освоением Луны и других космических объектов». Что было истолковано Д.А. Братусем: «Цитируемое утверждение наводит на мысль об отнесении ученым правопритязания к понятию вещи» /12/. Налицо смешение русского слова «притязание», означающего в данном контексте как «желание» возможности освоения Луны, и термина «правопритязание» /13/ широко известного западноевропейскому праву и делящегося, в свою очередь, на вещное и обязательственное правопритязание.

Конечно, права требования являются элементами именно обязательственного правоотношения и не должны быть отнесены к категории вещей. Нельзя отбрасывать последний двухтысячелетний опыт юридической науки. Нужно согласиться с C.F. Kolbert в том, что «история римского права в течение средних веков свидетельствует о скрытой энергии и организации силы идей, меняющихся окружений» (Виноградов). Возрождение римского права было мощной трансформацией социальной и политической структуры Европы. Те, кто говорит о a damnosa hereditas, видят только одну сторону дела. Они определяют, что наш величайший долг перед римской наследственностью - понять, что право - это общая вотчина людей, обязательство, которое может преодолеть их различие и увеличивать их сообщество (общее)» /14/. Римское право в свое время совершило эволюцию, пройдя путь от простейших «естественных» законов XII Таблиц до кодификации Юстиниана. Мы, проводя предложения Д.А. Братуся в жизнь, можем проделать эволюцию в обратном порядке, вернувшись, таким образом, к каменному веку юриспруденции.

Отнесение прав требования к разряду имущества было известно и дореволюционным юристам. Так, М. Винавер пишет, что «передача требования была у нас заурядным явлением и доселе: она развилась из потребности оборота и нашла законную защиту в учении о праве требования, как об имуществе, подлежащем передаче наравне с другими видами движимого имущества» /15/.

Большинство авторов рассматривают права требования именно в составе имущества. Так, например, по мнению К. Цвайгерта и Х. Кетца, «в странах, где высокоразвитое денежное и кредитное обращение стало плотью и кровью народного хозяйства, основным элементом его эффективного функционирования, переуступка прав требования является чем-то само собой разумеющимся. Право требования в наши дни - подобно движимому и недвижимому имуществу - рассматривается как функциональный имущественный объект» /16/.

Также Ш.М. Менглиев указывает, что «признание имущественных прав в качестве объекта обуславливается их свойством удовлетворять определенные потребности субъектов гражданских прав» /17/.

При этом относительно формулировки имущества, по всей видимости, следует согласиться с А.Е. Сухановым, по мнению которого, под имуществом понимается «совокупность принадлежащих субъекту гражданского права вещей, имущественных прав и обязанностей… В состав И. включаются не только вещи, но и имущественные права, в том числе права корпоративного характера (вытекающие из членства в коммерческих и некоторых некоммерческих организациях), права требования и пользования обязательственно-правового характера (вытекающие из сделок и некоторых других юридических фактов и входящие в содержание обязательств) и имущественные права (правомочия), находящиеся в составе исключительных прав» /18/.

Сложнее обстоит дело с определением «объекта».

Надо сделать оговорку, что некоторые ученые считают несущественным понятие «объект», а некоторые пренебрежительно относятся к «субъекту» гражданского правоотношения. Так, по мнению Р. Книпера, «термин «отношение «субъект - объект» является разговорно-прагматическим сокращением, поскольку объект не может иметь отношения ни к другому объекту, ни к субъекту. На самом деле в гражданском праве под отношением субъекта к объекту подразумевается отношение одного субъекта к другим субъектам. Оно устанавливает, в частности, может ли лицо использовать объект (или не использовать его), в каком объеме действует это право, и как долго, устанавливает право распоряжения этим объектом, и в случае вещественных предметов - право осуществлять над ними фактическую власть, владеть ими, что означает ничто иное, как субъективное право исключить другие лица от обладания названными полномочиями» /19/.

В связи с этим вспоминается также описанный В.А. Лапачем спор середины XIX в. между немецкими правоведами Б. Виндшейдом и Г. Белау о значимости для права определенного субъекта, в ходе которого Виндшейд высказался в том смысле, что если для права несущественен определенный субъект, то и вообще субъект как таковой праву не нужен. Г. Белау весьма образно возразил коллеге: железное жерло пушки изрыгает огонь независимо от того, какой именно канонир стреляет из нее. Но канонады не будет вовсе, если при пушке нет ни одного канонира. Отсюда Г. Белау заключал: права могут переходить от лица к лицу, оставаясь сами собой, но даже при калейдоскопической смене лиц в каждый данный момент времени передаваемое право имеет своего определенного субъекта /20/.

Безусловно, все элементы гражданского правоотношения являются очень важными, и нельзя утрировать какой-либо из них. Но только глубокое понимание таких «китов» позволит нам избежать как теоретических ошибок, так и ошибок при решении практических задач.

По поводу соотношения понятий «объект гражданского права» и «объект гражданского правоотношения» высказываются многие ученые. Например, М.К. Сулейменов считает, что «понятия «объекты гражданских прав» и «объекты гражданских правоотношений» - это синонимы» /21/. Ш.М. Менглиев вполне обосновано ставит вопрос: «Если имущественные права законодательно признаются объектом гражданских прав, то возникает уместный вопрос: выступают ли они в подобном качестве в гражданских правоотношениях? В науке гражданского права проблема взаимосвязи объекта права и объекта правоотношения вызывает неоднозначную реакцию ученых. Подавляющее большинство ученых исходит из тождественности понятий «объект права» и «объект правоотношения». В настоящее время сформировалось несколько теорий объекта правоотношения: «вещная теория», «поведенческая теория», «теория правового режима» и теория «объект - благо» /22/. В данном научном исследовании мы не ставим целью выведение новой теории в данной области, так как данный вопрос может рассматриваться в качестве отдельной диссертационной работы, но подчеркиваем, что признаем правильность за теорией «объект - благо». В связи с чем необходимо отметить следующее.

На наш взгляд, не совсем корректна поведенческая теория объекта. Так, О.С. Иоффе указывает, что «не только в философии, но и в философии, но и в любой другой науке, рассматривающей вопрос об объекте определенного явления, под объектом понимается не то, по поводу чего это явление существует, а то, на что данное явление оказывает или может оказывать воздействие» /23/. По мнению ученого, «объект - это то, на что воздействует субъект, в данном случае правоотношения. При такой его трактовке нельзя воспринять концепцию множественности объектов: вещи, блага, действия и т.п. Объект должен быть такой, который способен реагировать на его воздействие правом, а право не способно к прямому воздействию ни на что другое, кроме как на поведение - положительное или отрицательное (действие или бездействие). Объект права может в свою очередь воздействовать на вещи или другие ценности. Для этого требуется, чтобы объект правоотношения, поведение обязанных лиц, подчинялось таким правам и обязанностям, какие необходимы для обеспечения нужного правового режима применительно к вещам и другим материальным ценностям. Поэтому объект один - поведение, а через него право способно воздействовать на те объекты внешнего мира, которые его непосредственному воздействию недоступны» /24/. Но указанная позиция противоречит закрепленному в законодательстве принципу множественности объектов. Нужно согласиться с Ш.М. Менглиевым в том, что «признание поведения как объекта ставит знак равенства между всеми видами правоотношений - вещного и обязательственного, договорного и внедоговорного и т.д. … объект - основа, фундамент, на который опирается гражданское правоотношение и составляющие его права и обязанности сторон. Поэтому нельзя поведение сторон отделить от объекта, по поводу которого возникают отношения между субъектами» /25/.

Нас больше, конечно, интересует вопрос признания имущественных прав объектом права. Законодатель закрепил имущественные права в данном качестве, но ученые всех стран продолжают спорить по данному поводу. Например, Эннекцерус пишет, что «весьма спорно, может ли право, в свою очередь, явиться объектом права (можно ли, например, само право требования мыслить как объект пользовладения или залогового права на требования). На этот вопрос должен быть дан утвердительный ответ, так как в подобных случаях налицо имеются правомочия воздействовать на право (на право требования). Но всегда имеются наряду с этим также и другие существенные правомочия, которые относятся не к самому праву, а к его объекту. В этом отношении «права на права» обладают той же природой, но с более ограниченным содержанием, чем лежащее в их основе (ими ограничиваемое); «права на права» могут пережить лежащее в основе их право. «Права на права» содержат, следовательно, правомочия, которые относятся к самому праву, и правомочия, которые относятся к его объекту» /26/.

Ш.М. Менглиев считает, что «имущественные права есть объект права, не имеющий материальной, физической формы, как другие объекты гражданского права. Его нельзя передать физически. В то же время он обладает материальным содержанием, которое позволяет использовать его как обычные вещи для удовлетворения интересов субъектов гражданского права. В силу этого им можно владеть, пользоваться и распоряжаться в интересах его обладателя» /27/.

Основная цель включения того или иного блага в разряд объектов гражданского права заключается, на наш взгляд, в возможности свободного отчуждения их, извлечения из этого экономической выгоды. Следует согласиться с позицией Г.Ф. Шершеневича о том, что «вещи в экономическом смысле перестают быть объектами права, если закон объявляет их вне оборота. Экономическая основа вещи предполагает в ней некоторую ценность. Лишенная всякой ценности вещь не может быть объектом права» /28/. Это же можно сказать и о включении в оборот имущественных прав. В связи с этим трудно согласиться с позицией В.В. Байбака, который, развивая идею Ю.С. Гамбарова, предлагает различать оборотоспособность предмета и его пассивную правоспособность (т.е. способность быть объектом гражданских прав), при этом указывает на то, что отсутствие первой означает лишь неспособность предмета к участию в торговом обороте, а недостаток второй вообще исключает все гражданские права в отношении данного предмета. «Игнорирование этой логической связи приводит некоторых ученых к неверному выводу о том, что «правоспособными» предметами являются лишь те, что способны к участию в обороте» /29/. На наш взгляд, термин «правоспособность» (хоть и «пассивная») некорректно употреблять по отношению к объекту, так как данная способность является (наряду с дееспособностью или для юридических лиц - правосубъектностью) характеристикой субъектов гражданского правоотношения. В теории под правоспособностью традиционно понимается способность иметь права и нести обязанности, что предполагает наличие субъекта (физического или юридического лица), обладающего данной правоспособностью, но никак не вещи или имущественного права. Конечно, по отношению к последним необходимо употреблять термин объектоспособность.

В отнесении имущественных прав к числу объектов гражданских прав проявилась вечная необходимость соотношения экономического базиса и правовой надстройки /30/. То есть появившаяся когда-то потребность в различного рода вариантах распоряжения таким имущественным правом, как право требования кредитора, породило потребность в законодательном урегулировании данного вопроса. Правовая надстройка была усовершенствована исходя из потребностей экономического фундамента. Не вызывает никакого сомнения тот факт, что вовлечение в экономический оборот имущества происходит путем законодательного разрешения отчуждения данной категории объектов гражданских прав. И если рассматривать цивилистический спор относительно включения или нет в число объектов имущественных прав, с позиции экономики, то нужно указать прежде всего, что права требования являются также дебиторской задолженностью, наличие и регулирование которой является необходимым элементом экономической структуры практически каждого юридического лица. Необходимость эта, выраженная в международном масштабе, породила принятие в 2001 г. в Нью-Йорке Конвенции об уступке дебиторской задолженности в международной торговле. Нужно отметить, что из всех известных нам ученых-цивилистов, рассматривающих данный вопрос, только Л.А. Новоселова употребляет в своей работе наряду с правами требования термин «дебиторская задолженность».

Продажа дебиторской задолженности является довольно распространенным явлением для казахстанской экономики. И хотя во всем мире покупка дебиторской задолженности в основном осуществляется факторинговыми компаниями, которых на сегодняшнее время в Казахстане нет ни одной, тем не менее факторинговые операции разрешены банкам, а также организациям, осуществляющим отдельные виды банковской деятельности, ипотечным организациям, кредитным товариществам и т.п. Новшеством в данной области является включение в ГК РК ст. 738-1, посвященной уступке денежного требования при секьюритизации, а также принятие Закона РК от 20.02.2006 г. «О секьюритизации», согласно которому покупку прав требования (дебиторской задолженности оригинатора к дебитору) осуществляет специальная финансовая компания.

В сельском хозяйстве покупкой дебиторской задолженности занимаются, как правило, инвестиционные компании. Последние осуществляют это путем финансирования производителям сельхозпродукции производства будущего урожая. В дальнейшем инвестиционные компании уступают дебиторскую задолженность банку либо закладывают ее, также практикуется продажа дебиторской задолженности путем заключения фьючерсных сделок. Большинство юридических лиц Казахстана перешло на международные стандарты бухгалтерского учета, которые разрабатываются на предприятиях на основе Инструкции по разработке рабочего плана счетов бухгалтерского учета для организаций, составляющих финансовую отчетность в соответствии с МСФО, утвержденными приказом Министерства финансов РК от 22.12.2005 г. № 426, в которых дебиторская задолженность отражается под кодом 012 - краткосрочная дебиторская задолженность и 021 - долгосрочная дебиторская задолженность. И ни одному экономисту не придет в голову ставить вопрос о том, насколько обосновано наличие в бухгалтерских балансах предприятия графы «дебиторская задолженность». Последняя является таким же активом предприятия, как здания, оборудование и др. С помощью ее в том числе осуществляется покрытие долгов предприятия перед кредиторами в случае банкротства и ликвидации юридического лица. В данном исследовании мы будем считать синонимами термины «права требования» и «дебиторская задолженность».

Если экономика - базис, а право - надстройка, то законодательное исключение прав требования из имущественного оборота пагубно скажется на устойчивости экономического базиса.

2. Относительно самой возможности перехода прав в цивилистической науке издавна идет спор. По мнению, например, В.А. Рясенцева, то, что принято называть переходом прав, «в действительности означает, что при известных юридических фактах (например, при договоре купли-продажи) правовые нормы предусматривают прекращение права собственности у одного лица и возникновение его у другого в том или ином объеме» /31/. Позицию В.А. Рясенцева поддерживает и развивает В.А. Белов /32/.

Л.А. Чеговадзе пишет, что «социальное благо сначала может быть моим, потом - стать чужим, а субъективное право всегда «мое», и «чужим» оно стать не может. Именно поэтому «переход права» - термин весьма условный, он лишь символизирует взаимозависимость правовых возможностей каждого последующего обладателя права от условий взаимодействия с прежними владельцами. И эта зависимость выражается в том, что, хотя субъективное право и принадлежит конкретному лицу, оно не всегда может быть установлено действиями только этого лица» /33/. Но в данном случае возникает естественный вопрос: право требования кредитора в конкретно взятом правоотношении является (исходя из деления объектов гражданских прав на блага и права) благом или правом? Содержанием или объектом правоотношения? По мнению Ю.Г. Басина, право будет являться содержанием правоотношения, если речь идет о праве участника того же правоотношения, объект которого мы определяем, но если субъект данного правоотношения приобретает права участника другого правоотношения, то эти чужие для названного субъекта права становятся не содержанием, а объектом его субъективного права /34/. И это действительно так. С точки зрения теории гражданского права элементы правоотношения, в частности, обязательственного, могут проявляться в различных качествах в зависимости от каждого отдельно взятого правоотношения. Например, активный субъект обязательства (кредитор) в данном правоотношении может выступать в качестве пассивного субъекта (должника) в другом. Также мы согласны с выводом Ю.Г. Басина о том, что в случае передачи субъективного права другому лицу при сохранении правоотношений нового кредитора с тем же должником (цессия, перемена кредитора в обязательстве) передаваемое право сохраняется в качестве содержания правоотношения, меняется лишь субъект (правообладатель). «Вот и получается, что на стадии приобретения определенного субъективного права, принадлежащее другому лицу, такое право служит благом для приобретателя, т.е. объектом правоотношения (субъективного права приобретателя), в рамках которого осуществляется передача (переход) права. На стадии же реализации этого права, его осуществления, оно становится содержанием правоотношения, в рамках которого оно реализуется, осуществляется. Объектом этого второго правоотношения будет то благо, которое приобретает правообладатель и которым он может пользоваться и распоряжаться. Иначе говоря, объектом не может быть мое право, но объектом может быть чужое право, которым я могу распоряжаться» /35/.

На наш взгляд, ничего необычного с точки зрения гражданского права при переходе прав не происходит. Частично можно согласиться с Б.Б. Черепахиным в том, что «едва ли кто сомневается, что переход права на вещь и переход фактического владения вещью не одно и то же, что переход права не тождественен пространственному перемещению вещи как объекта этого права. К тому же, как известно, некоторые вещи могут переходить от одного лица к другому без пространственного перемещения, например, здания, сооружения» /36/. Но дальше Б.Б. Черепахин не приходит к напрашивающемуся выводу о признании перехода прав юридической фикцией, а просто указывает, что «понятие перехода субъективного права и правовой обязанности является специальным юридическим понятием» /37/.

В данном случае мы имеем дело не со специальным юридическим понятием, как считал Б.Б. Черепахин, а с широко употребляемым в цивилистической науке приемом, а именно с юридической фикцией, под которой понимается «прием, состоящий в нормативно-правовом признании существующими в действительности несуществующих фактов или, напротив, несуществующими существующих» /38/. Ни у кого не вызывает сомнения, что в прямом смысле нельзя передать отдельно взятое субъективное право из рук в руки как какую-либо материальную вещь, но это ни в коем случае не должно означать, что субъективные права не подлежат передаче. Именно используемая в данном случае фикция позволяет осуществить данный переход. «Парадигма фикции позволяет глубже раскрыть роль искусственных построений в правовом регулировании, определить их границы, установить соотношение с близкими правовыми понятиями. Признание парадигмы фикции не мешает возникновению несовпадающих взглядов в ее интерпретации» /39/.

И в качестве аргумента в защиту необходимости наличия конструкции перехода прав хотелось бы напомнить, что формирование, например, такой фикции, как юридическое лицо, было воспринято в XIX веке с явным ожесточением, породило массу различных теорий, оспариваемых такими лучшими научными умами того времени, как Ф. Савиньи, Виншвейд, Д. Мейер, Г.Ф. Шершеневич, Маршал, Д. Гирке, Р. Иеринг и т.д. В то время, как сейчас, невозможно представить наше общество, экономику и, конечно, законодательство без такого полноправного субъекта права, как юридическое лицо.

К сожалению, в наши дни учению о фикциях уделяется мало внимания, в то время как в трудах цивилистов XIX века этот юридический прием был широко освещен.

Да, переход прав - это фикция, но, невзирая на споры о возможности или невозможности отчуждения субъективных прав, мы должны относиться к данной фикции как к юридической реальности. Исходя из этого, законодатель совершенно обоснованно допускает имущественные права в качестве объекта конкретных обязательственных правоотношений, таких как купля-продажа, мена и т.п.

В связи с этим нам представляется неправильной позиция В.В. Витрянского, что «имущественные права не могут признаваться отдельными самостоятельными объектами договора мены» /40/. Свою позицию В.В. Витрянский аргументирует тем, например, что объектами договора мены являются товары. В соответствии с п. 1 ст. 455 ГК РФ товаром по договору купли-продажи могут быть любые вещи, не изъятые из оборота. Так как «имущественные права - самостоятельные объекты гражданских прав, не относящиеся к категории вещей; следовательно, имущественные права не могут признаваться товаром по договору купли-продажи, а стало быть, и обмениваемыми товарами по договору мены» /41/. При этом, по мнению В.В. Витрянского, норма ГК, в соответствии с которой общие положения о договоре купли-продажи применяются к продаже имущественных прав, если иное не вытекает из содержания или характера этих прав, распространяет действие правил о договоре купли-продажи на иные правоотношения, не относящиеся к этому договору, что никак не может свидетельствовать о признании имущественных прав товаром, а сделки по их отчуждению (продажи) - договором купли-продажи.

Надо отметить, что данный вопрос находит похожее регулирование в ГК РК, а именно в соответствии со ст. 501 ГК РК предметом договора мены является товар, который передается сторонами в собственность, хозяйственное ведение или оперативное управление. Также в п. 2 ст. 501 закреплено, что к договору мены применяются, соответственно, правила о договоре купли-продажи, поскольку это не противоречит правилам настоящей главы и существу мены. В свою очередь в п. 4 ст. 406 ГК РК указывается, что положения, предусмотренные настоящим параграфом, применяются к продаже имущественных прав, если иное не вытекает из содержания или характера этих прав. Однако в п. 3 ст. 501 ГК РК указывается, что положения, предусмотренные настоящей главой (т.е. главой, посвященной договору мены. - Ю.Г.), применяются к обмену прав (работ, услуг), если иное не предусмотрено законодательными актами и не вытекает из существа соответствующих обязательств. И это является правильным, и вот почему. Если мы относим права требования (имущественные права) к разряду объектов гражданских прав, и законодательство устанавливает возможность их свободного отчуждения, перехода и т.п., что следует из ст. 116 ГК РК, то данные права могут быть в том числе и содержанием договора мены. «Имущественные права можно уступить, заложить, передать в пользование, в доверительное управление, как и все другие объекты гражданских прав, при помощи гражданско-правовых сделок, в результате которых образуется конструкция «право на право». Иными словами, имущественные права становятся товаром и обладают такими общественными качествами, как потребительская стоимость и стоимость, чем обуславливается возможность быть объектом гражданско-правовых отношений» /42/. Так как договор мены является одним из способов реализации субъектом своего права, при этом не важно, будет в данном случае право вещным или обязательственным. Поэтому ограничение такого права, пусть даже только в договорах мены, должно быть, в соответствии со смыслом ст. 116 ГК РК, прямо указано в главе 26 ГК РК. Это же касается и российского Гражданского кодекса. Конечно, является некорректным расшифровывать термин «товар» только в значении вещи, но это компенсируется указанными выше нормами. Однако такую же ошибку законодатель допускает и в п. 2 ст. 116 ГК РК, указывая, что виды вещей, отчуждение которых не допускается (вещи, изъятые из оборота), должны быть прямо указаны в законодательных актах. Хотя ограничение оборотоспособности прав также допускается только на основании фиксации этого в законе, например, ст. 340 ГК РК устанавливает, что переход к другому лицу прав, неразрывно связанных с личностью кредитора, в частности, требований об алиментах и о возмещении вреда, причиненного жизни и здоровью, не допускается. В связи с этим необходимо произвести корректировку указанного п. 2 ст. 116 ГК РК следующим образом: «Виды вещей и имущественных прав, отчуждение которых не допускается (изъятые из оборота), должны быть прямо указаны в законодательных актах».

Также нельзя согласиться со следующей мыслью В.В. Витрянского: «…можно сказать, что всякая возмездная уступка имущественных прав (цессия) является их продажей, а правила, регулирующие переход прав кредитора, и в частности уступку требования, отражают содержание и характер соответствующих имущественных прав и поэтому подлежат приоритетному (по отношению к общим положениям о купле-продаже товаров) применению» /43/. Дело в том, что и в казахстанском гражданском кодексе, и в российском установлено, что право требования, принадлежащее кредитору на основании обязательства, может быть передано им другому лицу по сделке. Но нигде не установлено, что эта сделка, пусть и возмездная, является именно продажей (куплей-продажей). Более того, в Особенной части ГК РК и ГК РФ содержится договор финансирования под уступку денежного требования, которой включает в себя такую разновидность, как обеспечение исполнения обязательства клиента перед финансовым агентом, что продажей не является.

Литература

1. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М.: «Статут». Серия «Классика русской цивилистики», 1998. С. 240-241.

2. Басин Ю.Г. Блага и права как объекты гражданских правоотношений по казахстанскому законодательству. Объекты гражданских прав. Материалы международной научно-практической конференции (в рамках ежегодных цивилистических чтений). Алматы, 25-26 сентября 2003 г. Отв. ред. М.К. Сулейменов. Алматы: КазГЮУ, 2004. С. 39.

3. Чеговадзе Л.А. К дискуссии о природе имущественного права. Законодательство. № 11, 2003. С. 21.

4. Байбак В.В. Обязательственное требование как объект гражданского оборота. М.: Статут, 2005. С. 18-19.

5. Там же.

6. Байбак В.В. Обязательственное требование как объект гражданского оборота. М.: «Статут», 2005. С. 19-20.

7. Дождев Д.В. Римское частное право. Учебник для юридических вузов и факультетов. Под общ. ред. академика РАН, д.ю.н., проф. В.С. Нерсесянца. 2-е изд., изм. и доп. М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 360.

8. Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга первая. Общие положения. Москва. Статут. 2000. С. 292.

9. Сулейменов М.К. Сердцевиной гражданского права являются вещные и обязательственные права. Юридическая газета. 23 июня 1999 г. № 25 (292).

10. Братусь Д.А. Институт бестелесных вещей в гражданском праве: проблемы теории и практики. Материалы международной научно-практической конференции (в рамках ежегодных цивилистических чтений). Алматы, 25-26 сентября 2003 г. Отв. ред. М.К. Сулейменов. Алматы: КазГЮУ, 2004. С. 65-78.

11. Там же. С. 67.

12. Братусь Д.И. Материалы международной научно-практической конференции (в рамках ежегодных цивилистических чтений). Алматы, 25-26 сентября 2003 г. Отв. ред. М.К. Сулейменов. Алматы: КазГЮУ, 2004. С. 67.

13. О правопритязании, например, в германском праве см.: Ян Шапп. Основы гражданского права Германии. Учебник. Пер. с нем. К. Арсланова. М.: Изд. БЕК, 1996. С. 37-65 и далее.

15. Винавер М. Изъ области цивилистики. С.-Петербург, 1908. С. 211.

16. Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. Том 2. Договор. Неосновательное обогащение. Деликт. Москва. Международные отношения. 1998. С. 160.

17. Менглиев Ш.М. Имущественные права как объект права и правоотношения. Гражданское законодательство. Статьи. Комментарии. Практика. Вып. 20. Алматы: ЮРИСТ, 2004. С. 190.

18. Российская юридическая энциклопедия. Издательский Дом ИНФРА-М. Москва, 1999. С. 368-369.

19. Книпер Р. О вещах и благах в старых и новых кодификациях. Юрист. 2005. № 6. С. 67-72.

20. Печатается по: Лапач В.А. Что такое объекты гражданских прав, или «Феномен кубка Кремля». Законодательство. № 5, 2002. С. 27.

21. Сулейменов М.К. Объекты гражданских прав по законодательству Республики Казахстан. Объекты гражданских прав: материалы международной научно-практической конференции (в рамках ежегодных цивилистических чтений). Алматы, 25-26 сентября 2003 г. Отв. ред. М.К. Сулейменов. Алматы: КазГЮУ, 2004. С. 10.

22. Менглиев Ш.М. Имущественные права как объект права и правоотношения. Гражданское законодательство. Статьи. Комментарии. Практика. Вып. 20. Алматы: ЮРИСТ, 2004. С. 193.

23. Иоффе О.С. Правоотношение по советскому гражданскому праву. Л., 1949. Печатается по: Менглиев Ш. Имущественные права как объект права и правоотношения. Гражданское законодательство. Статьи. Комментарии. Практика. Вып. 20. Алматы: ЮРИСТ, 2004. С. 194.

24. Иоффе О.С. Размышления о праве. Гражданское законодательство Республики Казахстан. Статьи. Комментарии. Практика. Научное издание. Астана: ЗАО институт законодательства Республики Казахстан, 2002. С. 42.

25. Менглиев Ш.М. Имущественные права как объект права и правоотношения. Гражданское законодательство. Статьи. Комментарии. Практика. Вып. 20. Алматы: ЮРИСТ, 2004. С. 194-195.

26. Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т. 1. Полутом 1., М., 1950. С. 258-259.

27. Менглиев Ш.М. Имущественные права как объект права и правоотношения. Гражданское законодательство. Статьи. Комментарии. Практика. Вып. 20. Алматы: ЮРИСТ, 2004. С. 190.

28. Шершеневич Г.Ф. Философия права. Т. 1. Часть теоретическая: Общая теория права. Выпуск третий. Москва, 1912. С. 592.

29. Байбак В.В. Обязательственное требование как объект гражданского оборота. М.: Статут, 2005. С. 29.

30. Более подробно идея «базиса и надстройки» см.: Гражданское право. Том 1. Учебник. Изд. 4, переработанное и дополненное. Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М.: «ПБОЮЛ Л.В. Рожников», 2000. С. 81.

31. Советское гражданское право. Учебное пособие ВЮЗИ, ч. 1. М., 1960, с. 254. Печатается по: Черепахин Б.Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву. Труды по гражданскому праву. М.: Статут, 2001. С. 311-312.

32. Белов В.А. Сингулярное правопреемство в обязательстве. М.: Учебно-консультационный центр «ЮрИнфоР», 2000. С. 21.

33. Чеговадзе Л.А. К дискуссии о природе имущественного права. Законодательство. № 11, 2003.

34. Басин Ю.Г. Блага и права как объекты гражданских правоотношений по казахстанскому законодательству. Материалы международной научно-практической конференции (в рамках ежегодных цивилистических чтений). Алматы, 25-26 сентября 2003 г. Отв. ред. М.К. Сулейменов. Алматы: КазГЮУ, 2004. С. 41.

35. Там же.

36. Черепахин Б.Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву. С. 312.

37. Черепахин Б.Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву. С. 312.

38. Диденко А.Г. Фикции и презумпции в гражданском праве. Избранное. Постсоветский период. Алматы: Юридическая литература. 2004. С. 83.

39. Диденко А.Г. Фикции и презумпции в гражданском праве. С. 83.

40. Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга вторая: Договоры о передаче имущества. Изд. 2-е, стереотипное. М.: Статут, 2000. С. 265.

41. Там же.

42. Менглиев Ш.М. Имущественные права как объект права и правоотношения. Гражданское законодательство. Статьи. Комментарии. Практика. Вып. 20. Алматы: ЮРИСТ, 2004. С. 202.

43. Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга вторая: Договоры о передаче имущества. Изд. 2-е, стереотипное. М.: Статут, 2000. С. 265.