Никто из казахстанских боевиков ИГИЛ не был лишен гражданства.
— Гульназ, вы много работаете с женщинами, которые вернулись из Сирии благодаря гуманитарной операции «Жусан», проведенной силовыми органами Казахстана в пять этапов. И сегодня мне хотелось бы поговорить с вами об этих женщинах. Во-первых, как они попали в зону боевых действий?
— Когда началась гражданская война в Сирии и были усилены террористические группы в Ираке, и выросло влияние международных террористических организаций ИГИЛ и «ХайятТахрираш-Шам», сирийско-иракская зона стала зоной притяжения рекрутов со всего мира, в том числе из Казахстана.
Так, в июле 2018 года Комитет национальной безопасности РК уведомил общественность о том, что с началом войны на Ближнем Востоке в Сирию и Ирак выехало около 800 граждан Казахстана, из которых примерно 120 были мужчины, более 250 женщин и 500 несовершеннолетних детей.
О выезде большой группы казахстанцев в зону боевых действий стало известно также из распространения в Интернете видеообращения казахов из Сирии, где они показывали свои семьи и маленьких детей, помните? Этот ролик был профессионально подготовлен приверженцами ИГИЛ для пропаганды своей деструктивной идеологии и призыва новобранцев. Впоследствии многие участники этого видео погибнут, а их жены и дети станут живым товаром для боевиков международных террористических организаций.
Спецоперация «Жусан» началась 9 января 2019 года и продлилась шесть месяцев вплоть до июня. За это время были проведены четыре этапа «Жусана». 5 февраля 2021 года состоялся 5-й этап, в ходе которого были эвакуированы 12 человек.
В общей сложности благодаря гуманитарной акции из зон террористической активности были вывезены 607 казахстанцев, из них 37 мужчин, 157 женщин и 413 детей, из которых 34 оказались сиротами. 303 ребенка были совсем маленькими, до 7 лет, 105 детей – от 7 до 14 лет и 5 детей – от 14 до 18 лет.
Кроме того, 27-28 ноября 2019 года органами безопасности была проведена еще одна спецоперация под названием «Русафа», в ходе которой из иракских тюрем были эвакуированы отбывающие наказание казахстанские женщины с детьми. Были вывезены 14 детей: 6 мальчиков и 8 девочек. Из них почти все – 10 детей – были от 1,5 до 5 лет, остальные четверо – 6, 9, 10 и 13 лет.
Особо хочется отметить, что никто из казахстанских участников террористической деятельности в Сирии и Ираке не был лишен гражданства, хотя в нашу Конституцию в 2017 году была внесена поправка, допускающая лишение гражданства за террористические преступления. Некоторые из них были привлечены к уголовной ответственности за причастность к ИГИЛ и вербовку. На сегодняшний день осуждены 35 мужчины и 19 женщин. Но не все женщины попали за решетку, некоторым суд вынес условное ограничение свободы, чтобы не отрывать их от семьи и детей.
Горький вкус полыни у дома оказался самым сладким в жизни
— Выехать на территорию боевых действий это же не просто, для этого нужно иметь такую идеологию и такие цели, от которых практически невозможно отказаться. Что двигало казахстанскими женщинами, когда они выезжали в Сирию?
— Женщин, которые выехали в зону боевых действий, можно условно разделить на четыре категории. Это женщины, которые выехали за своими мужьями, то есть их завербовали мужчины. Это женщины, которые уехали по собственной воле без мужчины, с детьми и так далее. Также есть кейсы, когда женщины, оставив своих мужей, выезжали в Сирию добровольно, без каких-либо воздействий извне. Это женщины, которые на момент войны уже находились на Ближнем Востоке, проживали на территории боевых действий в Вазиристане, Ираке. Они просто примкнули к террористам. И четвертая категория – это женщины, которые на момент выезда в Сирию вообще не практиковали ислам.
— Так кто из них вернулся?
— Вернувшихся из зоны террористической активности казахстанских женщин тоже можно разделить на некие группы.
Первая – это те, кто не нуждается в реинтеграции и реабилитации, они сравнительно быстро пришли в себя и уже нашли свое место в обществе.
Вторая группа – это те, кто отказался от идей насилия, агрессии, радикализма, но процесс их реинтеграции затянулся в связи с семьей, замужеством или экономическими факторами и так далее.
Третья группа самая малочисленная – это те, кто получил инвалидность, ранения или посттравматический стресс и у них процесс реабилитации еще продолжается.
Когда они приехали и начали контактировать с журналистами, то все наше общество было в шоке от их историй о голоде, болезнях, смерти близких, но вне поля остались главные вопросы – это вопросы их идеологии. Мы никогда не должны забывать, что это религиозно-мотивированный терроризм. Почему они приехали? Потому что ИГИЛ проиграло войну или потому что они поняли, что там нет шариата и справедливости? На эти вопросы должна ответить каждая репатриантка, от их ответа будет зависеть вся программа реабилитации. Мы ни в коем случае не снимаем с них ответственность за их поступки, но в то же время не собираемся использовать их уязвимость против них самих.
Вы знаете, почему спецоперация называлась «Жусан»? Жусан это полынь, а у казахов полынь и степь — это символ Родины, символ казахского народа. И многие женщины, попав на территорию войны, думали о своей Родине, о своей земле, о своем доме. Но лучше всех об этом сказала одна из репатрианток: «Горький вкус полыни оказался для меня самым сладким в жизни…».
У экстремизма нет лица, но там есть судьбы людей, которые мы должны видеть и учитывать при составлении программ реабилитации. Максимальная индивидуализация реабилитационных программ – вот к чему хотелось бы призвать своих коллег. И, конечно же, надо дать нам время. Два года – слишком маленький срок, чтобы уверенно говорить, что процесс адаптации и реинтеграции завершен. Ведь будучи там, в Сирии, наши женщины не за один день приобрели психологическую, моральную, физическую травму, не за один день теряли здоровье, семью, детей...
Многие женщины, прошедшие тяжелую школу международных террористических организаций и имеющие негативный опыт, испытывают посттравматический синдром. Становятся забывчивыми, рассеянными, ощущают тревогу, безысходность, хроническую усталость, депрессию, беспомощность, теряют смысл жизни и так далее.
Особенно болезненные чувства они испытывают по поводу того, что они выжили и «вина выжившего» особенно гложет тех, кто не смог там сохранить своих детей и внуков. Их жизнь делится на «до» и «после» трагических событий, в памяти сохраняются яркие образы, связанные с психотравмой, так называемые вспышки воспоминаний.
— И как вы с ними работаете?
— Методы работы с женщинами, пережившими травматический опыт в зоне боевых действий, самые разные, начиная от групповой терапии, проводимой с разными видами индивидуальной терапии, до социально-психологических. Сюда входит буквально все: реабилитация в рамках консультативной и поддерживающей терапии, телесно-ориентированная терапия, арт-терапия, всевозможные тренинги по устранению посттравматического синдрома, тревожности, агрессии, депрессии, по личностному росту, теологическое консультирование, культурно-спортивные мероприятия, отдых и досуг, конкурсы и викторины, обучение и трудоустройство, поддержка бизнес-инициатив и многое другое.
К сожалению, у некоторых женщин реабилитация затянулась из-за сильной эмоциональной связи с погибшими мужьями или другими женщинами, которые еще остались в Сирии, с которыми у них установлены дружеские, доверительные отношения, поэтому мы во время пандемии организовали консультирование этих женщин в онлайн режиме и продолжаем с ними работать, несмотря на жесткие условия карантина.
В целом хочу сказать, что с момента эвакуации женщин и детей из зоны террористической активности работа с ними не прекращалась ни со стороны Министерства информации и общественного развития, ни со стороны управлений по делам религий, ни со стороны реабилитационных центров, ни со стороны Духовного управления мусульман Казахстана.
Благодаря слаженной работе всех заинтересованных органов, сегодня мы можем говорить об успешной реабилитации и реинтеграции репатрианток в общество. Но работа еще не закончилась, она продолжается, хотя многие женщины уже не нуждаются в нашей поддержке, они, наоборот, уже могут сами оказывать консультационную помощь нуждающимся.
Уже есть несколько успешных кейсов в Уральске, Шымкенте, Кызылорде, Актобе, где женщины взяли гранты на развитие бизнес-проектов и сейчас не только сами себя обеспечивают, но и являются работодателями для других. Надо отдать должное, они не сидели сложа руки, а быстро сориентировались и уже твердо стоят на ногах.
Колкие, язвительные комментарии в СМИ и соцсетях очень болезненны
— То есть затяжной карантин, пандемия не повлияли на интенсивность реабилитации?
— От пандемии не только мы, но и весь мир страдает, поэтому нам пришлось кардинально переформатировать свою работу, переходить на онлайн режим. Мною был организован проект «ZOOM-Жусан», который смог объединить не только репатрианток, но и так называемых самовозвращенок из зоны вооруженного конфликта. В итоге консультационными и реабилитационными услугами было охвачено более ста женщин. Эта системно выстроенная работа с психологами, теологами, религиоведами, врачами и другими узкими специалистами. Онлайн режим позволил нам привлекать высококвалифицированных зарубежных специалистов. Например, психологов Ассоциации психологической помощи мусульманам (РФ), ведущих международных теологических университетов. Основными принципами этого проекта является добровольность и ориентация на потребности и запросы самих репатрианток.
— А бывает ли так, что вернувшиеся в Казахстан женщины отказываются от реабилитации?
— Лично в моей практике такого не было, но хочу сказать, что среди этих женщин сильно развита групповая солидарность. Наоборот, они сами приводят своих подруг на наши курсы, сами их убеждают в необходимости реабилитации и мы с радостью принимаем их в программы реабилитации. Среди них есть даже те, кто вернулся не в рамках операции «Жусан», но инициативно участвуют в программах реабилитации. Это очень хорошая тенденция.
— Как общество реагирует на репатрианток, наблюдаются ли в отношении них факты стигматизации?
— К сожалению, есть такое. Работа с общественным мнением и общественными стигмами, наверное, самая сложная из всего, с чем я сталкивалась в своей практике.
Несмотря на то, что сами женщины активны и беспрепятственно контактируют с журналистами, в обществе до сих пор сохраняется образ «террористок с автоматами» и это благодаря так называемым экспертам и блогерам, которые лично не видели этих женщин, не работали и не сталкивались с ними, но раздают интервью и дают комментарии по ним.
Вот почему некоторые женщины не хотят встречаться с журналистами, отказываются? Потому что устали от чрезмерного к себе внимания, они тоже люди, они тоже переживают за будущее своих детей, болезненно переносят колкие, язвительные комментарии в свой адрес, которые бывают под публикациями в СМИ и соцсетях. Во время сессий эти женщины признаются, что очень болезненно воспринимают негативные комментарии, это антитерапевтично в отношении их сознания.
Обществу надо понять, что они такие же, как и все, ничем не отличаются от других, единственное их отличие в том, что им прошлось пройти зону террористической активности, куда, как я уже отметила, они попали по-разному. Если не делать акцент на них или их детях, то невозможно отличить их от других наших граждан.
Конечно, они хотят полностью раствориться в обществе и жить нормальной полноценной жизнью, и они имеют на это право, у них тоже есть право на неприкосновенность частной жизни, но всевозможные встречи, интервью постоянно погружают их в «сирийскую реальность» и мы с этим работаем, помогаем им максимально пройти этот сложный путь.
Женщины-репатриантки стали успешно выступать на международных площадках как борцы с терроризмом
— Вы сказали, что среди вернувшихся из Сирии женщин есть привлеченные к уголовной ответственности и сейчас они отбывают наказание в местах лишения свободы. Не приведет ли это к повторной их радикализации?
— Да, не всех лишили свободы, последние судебные процессы ограничили свободу пяти женщинам и они сейчас проходят реабилитацию и воспитывают детей. Я не могу судить об эффективности уголовных мер, но то, что эти женщины также проходят реабилитационные мероприятия это хорошо. Хочу сказать вам больше, одна из женщин, отбывших уголовное наказание, сейчас задействована в программе реабилитации «Zoom-Жусан».
Давайте мыслить в рамках правового поля: если человек виноват, он должен нести ответственность, тем более, терроризм относится к особо тяжким преступлениям. Если сравнивать с практиками других стран, то актуально не столько уголовное наказание этих людей, сколько их безопасность. Казахстан выполнил гарантированные Конституцией права на безопасность граждан своей страны, вызволив их из зоны сирийского конфликта. И это не нарушает основных принципов спецоперации «Жусан», это гуманитарная акция во имя жизни, во имя будущего детей.
Поверьте, ни одна из репатрианток не подвергалась дискриминации или ущемлению прав по религиозным убеждениям. И сейчас мы видим, что многие из них изъявляют желание заниматься общественной работой, руководствуются принципом «Помогли тебе, помоги и ты» и даже стали успешно выступать на международных площадках как борцы с терроризмом.
Одна из репатрианток выиграла грант для создания медиа-контента «10 уроков «Жусана» в рамках проекта «Усиление устойчивости к радикализации и дезинформации в Центральной Азии», финансируемого Европейским союзом.
Что касается второй части вашего вопроса – повторной радикализации, то теоретически это возможно и причин тому масса.
— Какие, например, причины?
— К повторной радикализации женщин приводят в основном такие факторы, как радикальные взгляды семьи и близкого окружения, перспектива выйти замуж за адепта радикального жамагата, неприятие и отторжение со стороны верующих женщин, как из традиционных, так и нетрадиционных жамагатов, отсутствие реинтеграции в традиционные сообщества... Я уж не говорю о социальном осуждении и отчуждении, агрессии и недоверии со стороны социума, когда люди категорично высказываются в СМИ и соцсетях в отношении вернувшихся из Сирии женщинах.
Также отторжение может наблюдаться со стороны школы, соседей, родственников, друзей… К этому добавьте физические увечья, инвалидность, амнезию, контузию, которые они получили там, на войне, социально-бытовые и финансовые проблемы… Так что здесь нужно работать и работать, чтобы минимизировать риски радикализации женщин. Для этого необходимо повышать уровень родительской компетенции, организовывать материнские школы, прививать законопослушание, равноправие, разработать научное и экспертное сопровождение программ реабилитации и так далее.
Проблема экстремизма и терроризма актуальна во всем мире и у нас радикальная идеология становится привлекательной для сотни молодых людей вне зависимости от национальности, вероубеждения, пола, места проживания, социального статуса, образования, рода деятельности и так далее. К примеру, при работе с ними реабилитологи сталкивались с тем, что многие из них отрицали свою национальную и культурную идентичность, говоря «я не казах, я мусульманин, у меня нет Родины». О чем это говорит? О том, что они тоже попали под влияние чуждой радикальной идеологии.
Насильственный экстремизм и терроризм касается не только мужчин
— Над какими основными проблемами вы работаете в ходе реабилитации женщин?
— Проблем и вопросов в этом отношении много, назову лишь самые главные. Это правильное и полноценное воспитание детей, повторное замужество и адаптация ее детей к условиям новой семьи. Это урегулирование семейного конфликта, избавление от страхов, приобретенных в период пребывания в Сирии, от низкой самооценки, от чувства «вины выжившего», от затяжного дистресса. Это приобретение профессиональных навыков, религиозное образование и многое другое. Семейная терапия, работа с близким окружением, друзьями и родными. Надо сказать спасибо мамам и папам наших репатрианток, которые поддерживают нас в нашей работе. Вместе нам намного легче адаптировать наших женщин.
Потенциал радикализации женщин и их участия в группах терроризма существует давно, но он по-прежнему недооценивается, поскольку сохраняется ошибочное представление, что насильственный экстремизм и терроризм касается только мужчин. Вот в Казахстане несколько женщин решили стать волонтерами, у них, может быть, особый потенциал по противодействию насильственному экстремизму и радикализации, ведущей к терроризму. Именно женщины могут эффективно работать с женской аудиторией, в том числе с женщинами, разделяющими радикальные взгляды. На мой взгляд, необходимо все механизмы противодействия экстремизму сделать гендерно ориентированными и соответствующими правам человека, а, значит, более эффективными.
— Какого результата ждете вы от реабилитационной работы с женщинами?
— Как минимум – полного их отказа от радикальных религиозных взглядов, отхода от идей насилия и экстремизма, адаптация под ценности казахстанского общества.
Предела для максимума нет, конечно, и это хорошо, нам всегда есть надо чем работать и расти дальше.
В целом критерии дерадикализации таковы: развить чувство гражданской и национальной идентичности, выработать толерантность к представителям других конфессий и народов, принять светские принципы государственного устройства, не обособляться по религиозным признакам, считать себя частью всей казахстанской уммы. Уважать традиции, обычаи, ценности казахстанского общества, получать религиозные знания из достоверных, рекомендованных источников и, конечно же, не порывать связи с близкими родственниками, друзьями, коллегами...
