– Ернар Бауыржанович, как вы оцениваете методы борьбы с религиозным экстремизмом и терроризмом в Казахстане на данном этапе, насколько они эффективны, результативны?
– Относительно методов борьбы с религиозным экстремизмом и терроризмом хочу сказать, что лично я уже работал в этой сфере, будучи сотрудником информационно-пропагандистского и реабилитационного центра «Акниет», так что эта тема мне знакома, я о ней знаю не понаслышке.
Мы с коллегами большое внимание уделяли вопросам дерадикализации лиц, оказавшихся в числе приверженцев радикальной идеологии и вступивших в деструктивные религиозные течения. Многие из них были осуждены за пропаганду религиозного экстремизма и терроризма, и нам приходилось работать с ними непосредственно в уголовно-исправительных учреждениях, где они отбывали срок. У нас была своя отработанная и разработанная методология, которая была достаточно эффективной, результативной.
Так, в 2016 году «Акниет» был признан лучшим реабилитационным центром по СНГ, наша методология была даже озвучена в ООН зарубежными коллегами, мы по ней работали вплоть до 2017 года, пока не ушли в научную сферу.
Но время идет, все меняется, меняются цели и задачи радикалов, специфика их деятельности, скажем так. Сегодня это уже другие люди — с другими проблемами, другими потребностями. Также в последние годы появился проект органов безопасности — гуманитарная акция «Жусан» и многое другое, и разработанной нами методологии оказалось уже недостаточно.
– Сложно было работать со спецконтингентом?
– Конечно, сложности есть. Вот представьте себе: привезли боевиков (из Сирии. – Прим. ред.), которые воевали в чужой стране, за чужую идею, участвовали в активных боевых действиях, их судили, расселили по разным колониям, тюрьмам. Это же как дрожжи в тесте, понимаете? И эта ситуация порождала уже другие проблемы, другие потребности, другую методологию в работе с приверженцами радикальной идеологии, поэтому надо было менять программу борьбы с религиозным экстремизмом и терроризмом в целом. Тем более что на тот момент, насколько я знаю, не было достаточных методологических механизмов.
Да и сейчас у нас работа по борьбе с радикализмом и религиозным экстремизмом в основном заточена на дерадикализации. Что значит дерадикализация? Это борьба с последствиями. А нужно в первую очередь бороться не с последствиями, а с причинами, поэтому дерадикализацию в сегодняшнем ее виде надо, на мой взгляд, пересмотреть, расширить, дополнить. Упор должен делаться на эффективное религиозное просвещение молодежи, им нужно доступно, грамотно разъяснять религиозные основы, повышать религиозную грамотность и так далее. И это надо делать в самом начале, пока молодые люди не заразились радикальной идеологией, не ушли в деструктивные течения, не вступили в международные террористические организации.
У нас еще свежи в памяти Сирия, Ирак и другие зоны вооруженного конфликта, где принимали участие некоторые молодые казахстанцы, у которых были слабые религиозные знания, и по этой причине они попали в сети вербовщиков международных террористических организаций. Многие из них погибли, у многих погибли там дети, жены, которые выехали туда вслед за своими мужьями. Горькие уроки истории должны навсегда остаться в нашей памяти, и мы не должны больше их повторять, наступать на одни и те же грабли. Сейчас нам необходимо приложить все усилия для того, чтобы профилактика религиозного экстремизма и терроризма стала действенной не на словах, а на деле и принесла максимальную пользу нашей молодежи. Нам неустанно нужно проводить эффективную просветительскую работу среди них. По-хорошему, оттуда надо начинать дерадикализацию. А то пока ты борешься с радикализацией, их ряды пополняются и пополняются, это бесконечный круг. Такое надо пресекать на корню.
– У вас есть какие-то конкретные предложения, идеи по выработке современных методов борьбы с радикальной идеологией и деструктивными религиозными течениями, негативно влияющими на нашу молодежь?
– В первую очередь нам необходимо исследовать и претворить в жизнь традиционную, так сказать, школу богословия, с которой берет начало наш традиционный ислам – ханафитский мазхаб. И сейчас мы находимся на этапе создания, возрождения исламской богословской академии, значение которой очень трудно переоценить.
По этому поводу казахстанскими исламоведами, религиоведами, теологами, представителями муфтията и ДУМК с участием различных международных экспертов был проведен ряд научных конференций, на которых обсуждены важность и возможность создания исламской богословской академии.
– Каких результатов вы ожидаете?
– Как я уже отметил, существующая программа дерадикализации в Казахстане на данный момент не совсем эффективна, нам необходимо взращивать своих специалистов, которые бы грамотно и квалифицированно проводили соответствующую работу в этом плане, а не надеяться на зарубежных.
Возрождение центрально-азиатской школы богословия позволит тщательно проанализировать новые вызовы и риски в религиозной сфере, искать и находить пути противодействия этим угрозам, укрепить духовный суверенитет стран Центральной Азии. Ведь не секрет, что многие из них сталкиваются с тем, что часть верующих ориентируется на зарубежные религиозные авторитеты и центры влияния.
В этом отношении я полностью разделяю мнение своего коллеги, директора Института геополитических исследований профессора Асылбека Избаирова, который считает, что даже не будучи экстремистами в строгом смысле этого слова, они, тем не менее, являются продуктом совершенно другого общества, чьи представители, не зная центрально-азиатских реалий, выносят порой непродуманные решения, которые в условиях стран региона имеют высокий дестабилизационный потенциал.
Нам необходимо повышать реальный авторитет отечественных школ богословия и лидеров традиционных религиозных структур, чтобы блокировать влияние зарубежных идеологических центров и сформировать в странах Центральной Азии устойчивый иммунитет против религиозного экстремизма.